Богданчик уже активно ползает, и уследить за ним бывает нелегко. А Аня уже глубоко беременная.
Поэтому основная нагрузка ляжет на Гордея. Уверен, Аня там отлично забавляется.
Она называет Богданчика в шутку пробником ребёнка для мужа. Надеюсь, друг там справляется с такими «тренировками».
Церемония оказывается длиннее, чем я ожидал. Батюшка читает бесконечные молитвы. Я не всё понимаю, но для меня это не главное. Я веду свой диалог со святыми. Благодарю их, что вернули мне Машу, подарили сына и указали дорогу к счастью.
А ещё прошу дать нам сил и мудрости сохранить этот бесценный дар.
Выходим из церкви мы уставшие, но со светом в душе.
За воротами церкви виднеется ромашковое поле.
— Люблю тебя, — целую Машку в губы.
— Я туда хочу! — подпрыгивает в предвкушении, указывая на поле.
— Беги! Я догоню.
И пока Манюня несётся по траве, широко расставив руки, успеваю сделать несколько кадров, а потом бросаюсь в погоню.
Ловлю её, заваливаю в траву.
Она такая высокая и сочная, что нас не видно с дороги. Целую её до изнеможения.
— Всё, прекрати, я больше не могу, — хихикает, прикрывая припухшие губки.
Срываю ромашку, вставляю ей в волосы.
— Для Машки ромашки.
И только собираюсь снова впиться ей в губы, как чувствую вибрацию телефона.
— Алло, — отвечаю Гордею.
— Друг, спасай, — слышу его отчаянный стон.
Где-то на фоне орёт Богдан.
— Что случилось? — подрываюсь тут же.
— Все живы-здоровы! — успокаивает меня Гордей. — Но нервы на исходе. Ваш бандит требует родителей. Мы уже не справляемся. Пожалейте, а то я уже готов сбежать, но боюсь, Анька тогда окончательно пришьёт мне диагноз, что проверку вашим пробником я не прошёл.
— Понял, дружище. Едем!
Богдан плюхается в надувном детском бассейне, конец июля, на улице жара. Машка рядом с ним, отдыхает в шезлонге и присматривает, чтобы сын не нахлебался воды. На мангале дожаривается шашлык.
Гордей с Аней на качелях.
Идиллия…
Но взгляд мой то и дело застывает на друге и его беременной жене.
Смотрю, как нежно Гордей поглаживает её живот, что-то шепчет ей на ухо, отчего Аня покрывается смущённым румянцем, смеётся.
И мне становится безумно жаль упущенных мною месяцев, когда Машка ходила такая же пузатенькая, немного неуклюжая, а внутри неё рос наш сын.
Я это всё безбожно просрал.
А получится ли у нас ещё раз, неизвестно.
— Скоро тут? — подходит ко мне со спины Маша. — Я есть хочу так, что готова уже траву жевать.
— На вот, ромашку пожуй, — достаю цветок из её причёски. — А шашлык будет через пять минут, потерпи.
За столом Маша и правда уплетает всё с таким аппетитом, какого я у неё раньше не замечал.
Особенно налегает на солёные помидоры.
— Гордей, передай своей маме, что я фанат её закаток. Особенно помидорчиков.
— О, замётано. Я тебе привезу половину того, чем она нас снабжает. Мы просто не справляемся, — смеётся Аня. — Как только я забеременела, Людмила Степановна притащила мне половину своего погреба. Она была уверена, что меня будет тянуть на солёненькое.
— Ну да, а нас на сладкое занесло, да, Малышечка? — посмеивается Гордей.
— Да, — надувает Аня губки. — Блин. Я опять хочу пирожных.
— Прости, родная, ты уже всё слопала, — разводит руками друг.
— Значит, дальше буду грустной.
Через пару минут уже замечаю Гордея у мангала.
— Ты что делаешь?
— Зефир жарю. Мне грустная жена не нужна. Надо что-то придумывать.
Несёт Ане слегка потёкший зефир. Та расплывается в улыбке, начинает уплетать лакомство.
А Машка всё наяривает помидоры…
— Маш, а вы, случайно, за вторым не собрались? — красноречиво выгибает бровь Гордей, рассматривая её.
Маша так и застывает с помидором у рта. Хмурится, откладывает его подальше.
— Очень надеюсь, что нет. Я пока не готова, — вытирает руки салфеткой.
Тема эта не самая для нас простая, поэтому спешу вмешаться, чтобы перевести её в нейтральное русло.
А уже через полчаса понимаю, что не вижу Машку. Богдан уснул в коляске на свежем воздухе, а её нет.
Иду в дом. Нахожу жену в ванной. Что-то прячет за спиной. Глаза как блюдца.
— Маш, ты чего? — хмурюсь я. — Тебе плохо? — тут же беспокойство сжимает что-то за грудиной.
— Нет. Но…
— Что?
Протягивает мне какую-то ерунду.
— Кажется, помидоры сделали своё дело…, — выдаёт загадочно.
— В смысле… — пялюсь как дебил на пластмассовую трубку в её руках.