А после сообщают собравшимся о решении разбиться на группы для зачистки территорий от виренов. Начинается страшный галдеж, едва не переходящий в потасовку. Драконицы шумно спорят, распределяя между собой сектора на карте.
— С кем будешь ты? — спрашиваю Эрнана.
— Я генерал императорской армии, все и так понятно.
— Хорошо, — я продвигаюсь к драконицам, склонившимся над картой. — Значит, я попрошусь сейчас в какую-нибудь группу ближе к моим родным местам, мне так будет проще. Я хочу осмотреть монастырь.
Рывок за руку останавливает меня:
— Ты вернешься на остров Ветров к детям.
— Эрнан, ты в своем уме? Все драконицы станут бороться с виренами, а я буду отсиживаться дома?
— Именно так. У тебя одной новорожденные малыши, — его тон жесткий и не предполагающий возражений. Ненавижу, когда он так со мной говорит.
— У детей прекрасные бабушки. Они о них позаботятся.
— Детям нужна мать.
— Ты опять решаешь за меня. Так не пойдет, Эрнан.
— Каждый должен заниматься своим делом. Твое дело — быть с детьми. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Если случится, значит, такова моя судьба. Это мое решение.
— Замечательно, — глаза Эрнана мечут молнии. — Значит, я остаюсь здесь, чтобы присматривать за тобой.
— Ты же сам говорил, что твое место в императорской армии.
— Я передумал.
Глава 35. Ошибка
Я не могу сказать Эрнану истинную причину, по которой так хочу отправиться в столицу. Мне нужно узнать, почему я попала в монастырь. Кристалл, которым определяли будущих жриц, светился в моих руках ярче, чем у остальных.
И именно поэтому с меня был всегда больший спрос, чем с других девочек. Если учесть, что нас готовили в прислуги драконицам, этот факт кажется странным. Зачем отбирать челядь таким извращенным способом? Если я расскажу об этом Эрнану, он и слушать меня не станет. Скажет, что не стоит копаться в прошлом. Но для меня это очень важно.
Ведана и Верана предложили мне быть в их группе. Возможно, они решили, что несут ответственность за меня, а может, им велела сама Богиня приглядывать за мной.
Сколько бы я ни говорила Эрнану, что его присутствие необязательно и он может отправляться в императорскую армию с чистой совестью, он меня не слышит. Уперся рогами как баран. А мне теперь придется думать, как от него улизнуть.
Мы вылетаем на рассвете из бреши между нашими мирами, созданной Алайной для таких частых перелетов.
Между мной и Эрнаном напряжение такое, что воздух вот-вот задымится.
Он все еще бесится из-за того, что я не послушалась его и не осталась в стороне.
Я злюсь, что он, несмотря на мои протесты, решил лететь с нами, чтобы следить за мной как за неразумным ребенком.
Сначала решили облететь рынок и главную площадь. И когда остальные все еще кружат над площадью, я отделяюсь от нашей группы и лечу к монастырю, послав нашему маленькому отряду мысленный сигнал, что собираюсь проверить тот сектор. Эрнан тут же нагоняет меня.
«Это уже смешно. Может, хватит меня преследовать?» — ворчу на него возмущенно.
«Пусть смешно. Зато может спасти тебе жизнь».
«Ты считаешь меня настолько бездарной?»
«Нет, я считаю тебя самым дорогим из всего, что у меня есть, и не хочу тебя потерять».
Однако я чувствую себя не под надежной охраной, а будто под пристальным вниманием конвоира.
Небо чистое, ясное. Ни облачка и ни единого вирена.
Даже с высоты птичьего полета владения монастыря кажутся внушительными. Теперь-то, конечно, ясно, что его огромные территории имели своей целью обслуживание потребностей дракониц. Интересно, знала ли об этом мать-настоятельница или возлагала на алтарь львиную долю того, что производил монастырь, только потому, что так было завещано предками.
Монастырские угодья непривычно пусты для этого времени года. Яблони гнутся от небывалого урожая яблок. Только собрать наливные плоды некому. Палые фрукты успели сгнить.
Мне горько смотреть на то, как напрасно гибнут труды сотен воспитанниц.
И больно осознавать, что наш монастырь был оплотом самой большой лжи.
У меня осталось очень много вопросов, но я знаю, что мне на них никто не ответит.
Поэтому ответы придется искать самостоятельно.
Мы с Эрнаном опускаемся на широкий монастырский двор и принимаем человеческий облик.
— Я помню тот день, когда приехал к настоятельнице поговорить о тебе, — задумчиво произносит он. — Я узнал тебя сразу. От тебя пахло жасмином, цветущим в ночи. Ты была такая чистая, такая невинная, как белоснежный цветок.