Постояв немного у парадного входа, направляюсь к экипажам. За спиной раздается стук подошв грубых сапог, оборачиваюсь и вижу Бриана. Волосы растрепаны ветром, щеки раскраснелись.
— Уже уезжаете? — спрашивает он очевидное. — Что с нею?
Мне не нравится, как он смотрит на Ясмину. С чего вдруг его заботит ее состояние?
— Вздремнуть решила.
Бриан хмурится, шутку не оценил.
— Ты же сам видел, что произошло. Все видели, — с раздражением вспоминаю любопытные лица гостей на балконе второго этажа.
— Дерево странно себя повело. Сделай ей дома сладкого питья для восстановления энергии.
Он дает хороший совет. Но меня жутко бесит, что он лезет, куда его не просят. Потому огрызаюсь:
— Сам знаю.
При виде меня кучер бодро соскакивает с козел и открывает дверь кареты. Навязчивый Бриан все еще мельтешит за спиной, предлагая помочь уложить Ясмину.
— Может, мне поехать с вами?
— Со своей женой я справлюсь сам.
Карета трогается, а Бриан все еще стоит, потерянный и задумчивый.
Голова Ясмины покоится на моих коленях. В лунном свете, падающем сквозь незашторенное окно, ее лицо кажется еще бледнее. Провожу рукой по ее волосам, с наслаждением пропускаю шелковые пряди сквозь пальцы. Будто почувствовав мое прикосновение, она слабо улыбается.
Достать из кареты бесчувственное тело Ясмины оказалось сложнее, чем его туда поместить. Кучер бросается мне на помощь. Но я останавливаю его повелительным жестом. Не хочу, чтобы к Ясе кто-нибудь прикасался.
Бросаю взгляд на окно спальни Лилии, оно светится теплым желтым светом. Моя женщина не спит, ждет меня. Зря. Сегодня я не приду. Просто не смогу оставить Ясмину в таком состоянии.
Лилия опять обидится. У нее есть на это все основания. С момента женитьбы в постели с Лилией я просто спал. Ссылался на работу, на усталость. Просыпаясь, замечал, что ее подушка мокрая от слез.
Я обещал, что ничего не изменится, а теперь просто не хочу ее. Ее прикосновения раздражают, поцелуи отдают полынью. Когда я вытащил ее из того дерьма, в котором она оказалась по своей глупости, сам себе поклялся, что смогу защитить ее и позаботиться о ней. А теперь, получается, предаю ее. Отставляю в сторону, как ненужную вещь, все больше прикипая к Ясмине.
Уверен, что если бы не эта проклятая связь, я бы и не взглянул в сторону Ясмины. Чем бы могла прельстить меня, искушенного мужчину, невинная послушница?
Лилия — мой осознанный выбор. А Ясмина — морок, иллюзия, созданная истинной связью. Об этом нужно всегда помнить, пока связь окончательно не одурманила меня.
Осторожно укладываю Ясмину на кровать. Трогаю ее ладошки. Ледяные. Кутаю ее в одеяло. Невольно любуюсь ею. В лунном свете она прекрасна. Приподнимаюсь, чтобы сделать ей горячий чай с медом. Но в этот момент из-под одеяла выныривает ее рука и хватает меня. С приоткрытых будто в ожидании поцелуя губ Ясмины, слетает:
— Не уходи. Останься со мной. Пожалуйста.
Всю ночь согревал своим телом холодную как льдинку Ясмину. Только к утру ей становится лучше. Не сдержавшись и запечатлев легкий поцелуй на ее виске, оставляю ее досматривать сны. Сегодня нужно просмотреть донесения с границы и подготовить отчет императору. Даже в отпуске нужно держать руку на пульсе.
Но перед тем как засесть над бумагами в кабинете, захожу в покои Лилии. Застаю ее полулежащей в неудобной позе в кресле. Заслышав скрип двери, она поднимает голову и слабо улыбается. Темные круги под глазами выдают, что она не спала.
— Наконец-то ты пришел! Как все вчера прошло?
Она медленно подходит ко мне. От легкого движения плеча шелковый пеньюар соскальзывает с него, обнажая безупречную, молочную кожу. Раньше этого хватило бы, чтобы я завелся. Раньше. Но не теперь. Поправляю ткань, возвращая шелк на место и прикрывая плечо.
— Лучше, чем могло быть, — даю неопределенный ответ.
— Вы так рано вернулись. Что-то случилось? — встревоженно интересуется она, внимательно вглядываясь в мое лицо. — Старейшины остались чем-то недовольны?
— Разве что тем, что мы не остались на празднование. Ясмине стало плохо.
— Плохо?! — удивленно восклицает Лилия. — Но почему?
— Переволновалась.
Не хочу рассказывать Лилии о танце единения душ. Она и так переживает и боится, что наши отношения изменятся.
— Ты тоже переволновался? — спрашивает она и, прежде чем я успеваю понять, что она собирается делать, опускается на колени и тянется к поясу брюк.