Когда мне надоедает сидеть, спускаюсь на дно и, скрючившись, ложусь рядом с Майло. Он тут же прижимается ко мне и во сне хватается ручонкой за волосы. Лодка мерно покачивается на волнах. Сама не замечаю, как смыкаю веки и уплываю в дрему.
Когда я открываю глаза, в лицо бьет утреннее солнце.
Приподнимаюсь на локтях и изумленно озираюсь по сторонам.
— Приплыли, — сухо говорит Эйвери. За ее спиной скалистый берег, до которого практически рукой подать.
Лодка села на отмель. Волны размеренно били в ее деревянные бока.
— Пойдем, — командует Эйвери. — Я возьму мальчишку. А ты бери сумки. Они гораздо легче этого карапуза.
Я осторожно тормошу Майло по щечке.
— Вставай, малыш. Нам пора.
Он нехотя тянется и пытается открыть глаза. Это ему удается с трудом. Осоловело оглядывается по сторонам, пытаясь понять, где он.
— Мы уже на острове, — ласково говорю ему.
— Доплыли? И он не исчез? — удивляется ребенок.
Эйвери, задрав подол кверху и подвязав его поясом, выбирается из лодки. Стоит ей сделать пару шагов с каменистой отмели, как она проваливается вниз по бедра.
— Дно достала, — невозмутимо говорит она.
Я помогаю Майло переступить через борт лодки.
— Не бойся, тут сухо. Иди к бабушке, — она тебя возьмет на руки.
— Бабушке? — недовольно фыркает моя бывшая свекровь. — Эйвери! Меня зовут Эйвери, молодой человек.
Навьючившись поклажей, следую примеру Эйвери. Вода ледяная. Первое время хочется выпрыгнуть из нее, но потом привыкаю.
— А это точно тот остров? — с подозрением спрашиваю я, глядя на неприветливые серые скалы.
— А у нас есть другой выбор?
— То есть вы даже не уверены, что мы приплыли туда, куда нужно?
— Милая, я никогда не забуду это место. Здесь я провела худшие годы моей жизни.
Постепенно море становится мельче, и мы выбираемся на берег. Эйвери с облегчением сажает Майло на большой валун. Она устала его тащить, но не пожаловалась.
— Что делать с ней? — уставившись на оставленную на отмели лодку, спрашиваю я. Мне бы все же хотелось быть уверенной, что у нас будет на чем выбраться на материк.
— Ничего с ней не станется, — машет рукой Эйвери. — В замке должны быть мужчины. Они ее и пригонят на берег, — последние ее слова звучат без особой уверенности.
— То есть в замке кто-то живет?
— Должна быть какая-то прислуга. Не мог же Эрнан всех распустить.
Мы долго бредем по каменистому берегу. Я держу за руку Майло. Он почему-то побаивается Эйвери. Но ничего. Скоро привыкнет. Я же привыкла.
Тропинка меж скал круто уходит вверх. Мне уже кажется, что мы никогда не доберемся туда, где можно будет упасть в мягкое кресло и вытянуть гудящие ноги.
Но я ошибаюсь. Вскоре показываются шпили замка, вырубленного прямо в скале.
Замок серый, мрачный и унылый, как весь этот остров. Теперь понимаю Эрнана. Если бы мое детство прошло в таком месте, вряд ли я выросла бы открытым и жизнерадостным человеком. Даже в монастыре архитектура была не настолько сурова и неприветлива.
Эйвери подходит к деревянной рассохшейся двери и медленно толкает ее.
Как ни странно, дверь с пугающим протяжным скрипом поддается.
Внутри замка так же мрачно. А еще пыльно. И это сюда Эрнан собирался сослать меня как ненужную вещь, чтобы я пылилась здесь в забвении. Мне не нравится здесь. Мне не хватает воздуха и света.
— На втором этаже в жилых комнатах будет получше, — подбадривает меня Эйвери, которая по моему выражению лица понимает все, что я не успела высказать.
Эйвери обводит взглядом удручающую обстановку, покачивая головой.
Но тут Майло вскрикивает и тычет куда-то пальцем. Я поворачиваю голову в ту сторону и вижу качающийся на ветру гобелен. Или не на ветру. Потому что окна здесь плотно закрыты, и ветру просто неоткуда взяться.
Снова резкое движение гобелена, и я едва успеваю спрятать мальчика за спину. На нас с Эйвери несется старуха с совершенно безумным взглядом, с ухватом наперевес.
— А ну, пошли отсюда, воры! — рявкает она и грозно замахивается.
— Тера? — изогнув бровь, спрашивает Эйвери.
Ухват со стуком падает о каменный пол.
— Госпожа?
Женщина бросается к Эйвери и сгребает ее в охапку. По ее морщинистым щекам текут слезы.
— Ну-ну, давай обойдемся без нежностей, — Эйвери безуспешно пытается отстраниться. Ей хочется оставаться холодной и суровой, но ее голос предательски дрожит.
— Если бы я знала, что вы приедете, я бы подготовила комнаты. А теперь даже не знаю, как управиться, я ведь одна осталась.