— Ни один человек не может слышать мыслеречь, — в который раз повторяет он. — У тебя просто богатое воображение.
— А если я беременна драконом?
— Исключено, Диана. Даже если бы ты носила ребенка Эрнана, ты бы не слышала мыслеречь отца ребенка.
— Неужели даже истинные не могут общаться друг с другом мысленно?
— Не могут. Только драконы. Только драконы, Диана, могут слышать друг друга.
— Но я слышала, что Эрнан подавил свою человеческую сущность.
Бриан шумно вздыхает.
— Диана, ты ничего не могла слышать. Ты просто очень впечатлительная девушка. Увидела, что Эрнан не обращается, и пришла к таким выводам. Тебе просто что-то показалось, и ты поверила. Уверен, что с Эрнаном все хорошо. Просто ему недостаточно сил, чтобы обратиться.
Мне хочется взвыть от этой непробиваемости.
Если мать Эрнана я еще могла понять, последние недели были для нее не самыми легкими, то упертость Бриана раздражала до жути.
Увидев Эрнана, карабкающегося вверх по скале, Бриан окликает его и ускоряет шаг.
Эрнан отпускает когти и с грохотом катится вниз.
«Так быстрее», — поясняет он, отплевываясь от пыли.
«Выглядишь паршиво. Что случилось?» — вместо приветствия спрашивает Бриан.
«Долго летел. Открылись раны. Наш военный лекарь — полный профан».
Со стороны это выглядит забавно. Человек стоит перед возвышающимся над ним драконом. И оба молчат.
«Как ты?»
«Так себе. Все пытаюсь летать. Но пока не выходит. То ли сил не хватает. То ли таким решетом, — он поднимает крыло, — мне уже не поймать воздушные потоки».
«Тебя подстраховать?»
«Давай».
И они оба поднимаются на уступ скалы: Эрнан, карабкаясь по камням, а Бриан, обратившись в дракона и взмыв вверх.
Немного становится обидно, что Эрнан никак не отметил мое присутствие. Не поздоровался. Не сказал ни единой фразы, адресованной мне. Будто я пустое место.
Драконы какое-то время стоят на уступе, а потом Эрнан подходит к краю и падает камнем вниз. Бриан парит рядом, до последнего дает другу шанс справиться самому. И только когда я вижу, как Бриан подныривает под брюхо Эрнана, чтобы подхватить его, Эрнан расправляет крылья и поднимается под облака.
Я стою, задрав голову вверх, защитив ладонью глаза от солнца, смотрю на две точки, то скрывающиеся за облаками, то выныривающими из них. Вглядываюсь до тех пор, пока не начинают болеть глаза. Беспокойство за Эрнана постепенно пропадает, теперь я знаю, что он не упадет. А если вдруг что-то случится, то его всегда подхватят дружеские крылья.
Когда драконы снижаются и, как мне кажется, готовятся зайти на посадку, я слышу обрывки их разговора.
«Я не хочу никуда улетать отсюда. Мой дом там, где моя семья — мать, любимая женщина, дети, которые скоро появятся».
«Ты о Диане? — мысли Бриана пропитаны возмущением. — Быстро же ты переключился. А как же Лилия? О Ясмине я уже не говорю. Вместо того чтобы стать отцом своих детей, ты собираешься воспитывать чужих».
«Я никогда не любил Лилию. Терпел ее присутствие. А Диана — это и есть Ясмина!»
«Бред какой-то. И про Лилию. И про Диану. Она не идет ни в какое сравнение с Ясминой».
«Глаза протри! Как же ты говорил о любви к ней, если не распознал, не почувствовал».
«Я помню, как ты подозревал ее во всех смертных грехах».
«Я понял, кто это сразу, как только ее увидел. А если до кое-кого долго доходит, то это не моя вина».
Получается, дракон почувствовал меня сразу. Но почему он выдал меня своей человеческой сущности? Эрнан-человек, и правда, был настроен ко мне не очень доброжелательно. Неужели дракон боялся, что Эрнан снова запрет меня в четырех стенах? Он позволил мне уйти или просто ослабил поводок? Теперь он вернулся, чтобы заявить на меня свои права?
Драконы шумно опускаются на камни. Мелкая галька разлетается из-под их когтистых лап.
Бриан сразу же перекидывается в человека.
Слава Богине, его военный мундир имеет свойство трансформироваться, и я не вижу его в неподобающем виде.
«Между прочим, она слышала, как ты отзывался о ней», — звучит ехидненький голос Эрнана в моей голове.
Бриан кидает на меня беглый взгляд, но я стою с глупой улыбкой.
— Хорошо полетали? — жизнерадостно интересуюсь.
«Негодяйка!» — смеется Эрнан.
Не ведусь на провокацию, чтобы ненароком не подумать что-то в общем драконьем поле.