Выбрать главу

— Может, тогда не стоит и смотреть?

— Я расскажу тебе то, что обо мне никто не знает, даже мать.

— Уверен, что это нужно?

Мне и так хватило тайн семьи Морриган, которые я узнала в библиотеке.

— Уверен. Ты же хотела узнать обо мне побольше. Как насчет моей темной стороны?

Вздыхаю. А я уж считала, что темная сторона Эрнана изучена мной в деталях.

Вскоре я узнаю тропинку, и мне становится дурно. Я знаю, куда он меня ведет. К пепелищу. Что-то и раньше подсказывало, что с пожаром что-то не так. Неужели это Эрнан поджег собственный дом?

Мы выходим из леса на заросшую поляну, где возвышается обугленный остов охотничьего замка.

— Это тот дом, где прошло мое детство, — говорит Эрнан.

Чем ближе мы продвигаемся к зданию, тем мрачнее становится лицо Эрнана.

А когда мы оказываемся перед входом, он судорожно сглатывает.

— Это был не дом, это была тюрьма. Видишь решетки на первом этаже? Они для того, чтобы мать со мной не сбежала. На втором этаже решеток нет. Отец знал, что мать не станет мной рисковать, как и не станет кончать жизнь самоубийством опять же из-за меня. Я все время винил мать, что она не ушла от этого мерзавца. Будто из памяти напрочь стерлись эти решетки. Я ведь больше не был здесь ни разу с тех пор, как мы уехали отсюда на континент.

Здесь жутко. Замок — как безмолвный памятник событиям, произошедшим много лет тому назад.

Я все жду, когда Эрнан признается, что это он поджег свой родной дом, но он говорит совершенно иное.

— Мне было пять или около того. Отец в тот день был в паршивом настроении. Даже шлюх своих разогнал. Он засел в своей комнате и пил. Напился так, что у него не было сил подняться с дивана. Он валялся на нем полуголый в распахнутом халате. В одной руке у него была почти пустая бутылка, а в другой дымящая сигара. Именно таким я его увидел, когда он позвал меня, пробегающего мимо открытой двери. Он крикнул мне, чтобы я притащил ему новую бутылку из погреба, а пустой швырнул в меня. Я выполнил его поручение. Ведь я был послушным сыном. Когда я вернулся, он храпел, откинувшись головой на спинку дивана. Сигара, должно быть, выпала из его пальцев и теперь тлела на обивке. Но этого крошечного источника было достаточно, чтобы вспыхнул шелковый подол халата. Я мог бы его потушить. Я не боялся. Но тогда мне в голову пришла мысль, что если этот человек, которого я ненавидел и боялся, сейчас сгорит, то мама больше не будет мучиться. Его смерть станет нашим освобождением. Секунды мне хватило, чтобы вытащить ключ из замочной скважины. Вставить его с внешней стороны и замкнуть дверь. Я тогда наивно полагал, что выгорит только его комната, но пламя распространилось по всему замку. Мать вытолкала меня на улицу. А сама вышла позже, наверное, хотела захватить деньги и какие-то вещи. Я так боялся, что она не успеет.

Он замолкает. Смотрит требовательно, ищет ответ в моих глазах.

— Я не только отвратительный муж, но еще и убийца, и каждую ночь мне снится тот пожар.

— Эрнан… — выдыхаю я. Мне жалко того пятилетнего ребенка, пережившего чудовищную трагедию, несшего на своих хрупких плечиках такой тяжелый груз.

Что-то в этой истории не сходилось, только я не могла понять что.

— Драконы — очень сильные, — произношу задумчиво. — Что ему была та дверь? Он бы вынес ее одним махом.

— Ты пытаешься меня оправдать? — горько усмехается он. — Да ты святая женщина!

— Нет, Эрнан. У тебя сохранились воспоминания пятилетнего ребенка. Ты воспринимал все по-другому, и теперь не можешь посмотреть на те события с высоты собственного опыта. Здесь что-то не так, Эрнан.

— Все так. Я убил собственного отца. И убил бы еще раз.

— Если честно, мне его совсем не жаль. Я читала о нем в книгах в библиотеке. Он был ужасным человеком и плохо обходился с Эйвери и с тобой.

— Не боишься, что я такое же чудовище, как он?

— Мне кажется, ты себя переоцениваешь, — хмыкаю в ответ. — До чудовища тебе ой как далеко. Не сказать, что ты замечательный человек, но и чудовищем тебя даже с большой натяжкой не назовешь. И тебе не обязательно нести на плечах груз поступков своего отца. Как поступать — был его выбор. И за свои поступки ответственен только он. Его вина не перешла к тебе по наследству. Только ты сам выбираешь свой путь.

— Я его уже выбрал. Он ведет к тебе.

— Эрнан, — хочу возразить, но замираю, лицо искажается от боли, внезапно стянувшей живот. По ногам течет что-то теплое.

— Эрнан, — шепчу с ужасом и в панике хватаю его за руку, — кажется, началось.

— Ты… — в его глазах промелькнуло беспокойство.

— Именно это я и делаю, — пыхчу я.