Не успеваю опомниться, как он подхватывает меня на руки. Он такой сильный, в его руках я ощущаю себя не бегемотом, а пушинкой.
— Нам нужно как можно быстрее добраться домой и послать за лекарем.
— Он говорил, что у первородящих схватки длятся долго.
— Мы успеем, — обещает он.
Новый спазм скручивает низ живота так, что перехватывает дыхание.
Терплю изо всех сил, и лишь когда отпускает, получается выдохнуть.
Эрнан идет быстро. Тропинка узкая. Ветки хлещут меня по ногам, но я не обращаю на них внимания.
От новой вспышки боли утыкаюсь в шею Эрнана, чтобы не застонать.
— Мне кажется, схватки слишком частые, — испуганно шепчу.
— Давай полагаться на слова лекаря, — успокаивает меня Эрнан.
Мы проходим значительную часть пути, когда наступает осознание — мы не успеем.
Схватки становятся чаще и болезненнее. Терпеть их просто невыносимо, и я тихонько поскуливаю.
— Потерпи, любимая. Еще немного — и дойдем.
Врет, никуда мы не дойдем. Этот лес кажется бесконечным.
Тело корежит так, что я выгибаюсь дугой. Дыхание сбивается. Волосы на лбу намокли от пота
— Опусти меня на землю, — едва не завываю от боли.
— Еще не время, маленькая моя. Нужно добраться до дома.
— Опусти немедленно!
Мой голос звучит так страшно, что Эрнан не возражает.
Сразу же скрючиваюсь на траве, муж садится рядом.
Передышек между схватками уже нет. Боль превращается в бесконечную муку. Какое бы положение ни приняла — все одно.
— Погоди, — Эрнан снимает с себя рубаху и бросает ее на землю. — В любом случае она чище, чем трава.
Помогает мне перекатиться на нее.
— Ненавижу тебя! — рычу, кусая до крови губы. — Это все из-за тебя!
— Ты права, мне не стоило тебя сюда приводить, — соглашается он.
Знал бы он, что я имею в виду. Но он не понимает.
Я уже с трудом контролирую себя. Единственное желание — как можно скорее изгнать то, что у меня во чреве, избавиться от невыносимого напряжения там, внизу. Инстинктивно раздвигаю ноги, согнутые в коленях.
Эрнан задирает платье вверх.
— Ты уверен, что тебе стоит туда смотреть?
— Иначе я не смогу тебе помочь. Как-то в казарме мне пришлось принимать роды у кобылы. Она родила здорового жеребенка.
Бросаю на него беглый взгляд, совершенно очумевшая от боли.
— Диана, слушай внимательно. У тебя все получится. Как только почувствуешь напряжение здесь, — он прикладывает руку к животу, — напрягай мышцы еще сильнее. Тужься вниз. Будто только эта часть тела у тебя существует.
Его слова доносятся до меня словно через вату. В ушах звенит.
— Эрнан, если вдруг я не справлюсь, — вцепляюсь в его руку, вгоняя ногти в кожу, — воспользуйся ножом, зубами, чем хочешь, только достань малышей. Пусть они увидят свет. Поклянись, что позаботишься о них. Поклянись! Эрнан! — требую от него ответ. — Это твои сыновья. Ты должен спасти их, что бы сейчас ни случилось.
— Диана, что ты такое говоришь? — смотрит на меня, как на умалишенную.
— Это твои дети. Спроси у своей матери, как так вышло.
Дальше я не могу ничего сказать. Подходит следующая потуга, и я напрягаюсь так, что, мне кажется, сейчас треснут кости таза или пальцы Эрнана, которые я так и не отпустила.
— Умница. Ты справишься. Я уже вижу головку, значит, ты все делаешь как надо.
Лицо Эрнана озаряет радость, когда наш первенец оказывается у него в руках.
— Какой большой и красивый, — восхищается он. — И кричит громко, как настоящий дракон.
А мне кажется — врет: малыш покрыт кровью и слизью и совсем не похож на тех розовощеких карапузов, которых я видела в нашей деревне до того, как меня отправили в монастырь.
Второй малыш появляется практически сразу. Но при взгляде на сведенные брови Эрнана, мне становится страшно.
— Что такое? Что с нашим сыном?
— Это не сын. Это дочь. Так не бывает, — он с неверием снова вглядывается в малышку, будто под его взглядом сейчас появится то, чего недостает.
Чувство облегчения вдруг уступает место неподконтрольному страху, будто сейчас случится что-то ужасное. И это «что-то» не заставляет себя долго ждать.
Воздух вдруг сгущается. Веет холодом. Я уже испытывала похожее, тогда, в Сулейме.
Раздается неприятный мужской голос:
— Какая прекрасная семейная идиллия! Мама, папа и их новорожденные детишки.
За спиной Эрнана я вижу сгусток тьмы, из которого постепенно вырисовываются очертания человеческой фигуры. Этот вирен отличается от тех, что я видела. Он более плотный и реальный. Если бы преображение не происходило на моих глазах, я подумала бы, что это человек, только очень бледный, будто после долгой болезни.