«Фронтовые уполномоченные Национального комитета действовали почти при каждой армии. Так, например, при 13-й армии Эрнст Херрман, при 60-й — Карл Италер, при 38-й — Руди Шольц и Генрих Энгельке, а также при 1-й гвардейской армии — Ганс Госсенс, который в августе 1944 года был переведен на 4й Украинский фронт. Луитпольд Штайдле в сопровождении советского майора Эпштейна отправился 15 декабря 1943 года на 2-й Украинский фронт, который находился тогда к югу от Кременчуга. К его сотрудникам относились, среди прочих, майор Бюхлер и обер-лейтенант Рёкль. Также они напрасно работали у Корсунского котла. Согласно его донесению, в течение этого времени не поддерживалась никакая личная связь с генералом фон Зейдлицем и генералом Корфесом, не было связи даже с работающей на северном фронте котла группой Национального комитета, что снова доказывает, что эти немецкие военнопленные подчинялись в первую очередь специально уполномоченным советским командирам. Советский сопровождающий всегда был рядом с уполномоченным. Так, например, дивизионный уполномоченный Йохен Таннигель во время своей деятельности в штабе 60-й армии (под фронтовым уполномоченным Италером) всегда сопровождался советским капитаном Золотницким, а дивизионный уполномоченный Пауль Бранденбург, который еще раньше хорошо зарекомендовал себя как „вернувшийся из тыла врага“ в Тернопольском котле, работал в сопровождении советского майора Альховского, если привести только эти примеры. Штайдле сообщает о тесном сотрудничестве со старшим лейтенантом Дубровицким, майором Рубаном и немкой „товарищем“ Рут Штольц, которые находились на 1-м Украинском фронте. Его сотрудниками были тогда (в середине 1944 года) майор Энгельбрехт и ефрейтор Руди Шольц. Герберт Штрезов, который был „делегирован“ вместе с Керцшером из лагеря № 99 в Караганде для основания Национального комитета, был фронтовым уполномоченным на 4-м Украинском фронте».
Наряду с этим перебежчики Герберт Гешвиль и Трауготт Пастуха в сопровождении советского капитана Бугаенко использовались как агитаторы с громкоговорителями в окопах на передовой.
Генерал Зейдлиц лично отправлялся на фронт, чтобы призывать немецких бойцов сложить оружие.
Йеско фон Путткамер описывает эти действия так:
«Генерал Щербаков объяснил, что сам Сталин выразил желание, чтобы Зейдлиц предпринял такую поездку. И однажды вечером салонный поезд покинул черту города Москвы, двинувшись на запад. В вагоне-ресторане за роскошно накрытым столом сидят генерал, начальник политодтела группы армий Ватутина, которая сражается на Украине, начальник управления по делам военнопленных и рядом с ними генерал фон Зейдлиц, генерал Корфес и два сопровождающих немецких офицера. Они беседуют о шансах операции на окружение, которая приближается теперь — глубоко в Украине — по модели сталинградского окружения к своему апогею. Они еще раз обсуждают радиограммы для окруженных немецких войск, листовки и текст предложения о капитуляции. Зейдлиц написал два личных письма к окруженным там генералам Либу и Штеммерману. Поезд приближается к Киеву. В беседах с русскими генералами проявляется определенный скепсис, даже нетерпение. У пропагандистов Национального комитета, которые применяются на многих участках фронта, вероятно, есть, контакт с солдатами на немецких позициях, но они, однако, не могут похвастаться настоящим успехом. Свежие пленные растеряны, если они видят немецкого офицера с черно-бело-красной повязкой, „фронтового уполномоченного“. Нет сомнения, что Национальный комитет существует там как слух, его существование, однако, отрицается.
С малой высоты на следующий день порхают над котлом листовки с призывом. В украинской хате установлен микрофон, и Зейдлиц говорит — на ту сторону. Письма Либу и Штеммерману были с помощью пленных переданы в котел. Но успех не достигнут. Котел не капитулирует».
Как жили теперь эти господа, которые на службе Красной армии прилагали все усилия, чтобы ослабить немецкие войска на Восточном фронте?
Снова нас об этом информирует Йеско фон Путткамер, опираясь на свой собственный опыт:
«Уже как только мы покинули ворота лагеря, мы, примерно двенадцать офицеров, с облегчением отмечаем, что это не будет так уж плохо, так как вместо ожидаемого пешего перехода к вокзалу нас вежливо просят сесть в большой автобус. Переводчик, прощаясь с нами, объясняет: „Вам там будет очень хорошо“.