Секунды, которые позволили мне поверить в чудо, которого больше не повториться.
И они разбились от холодного, немного извиняющегося голоса врача:
— Онкомаркеры ложноположительные…
Мир пошёл трещинами. Жизнь разлетелась на куски. Перед глазами стояла палата, но я никого в ней не видела. Это был слепой взгляд. Это было просто чудовищное состояние беспомощности, страха, боли, паники.
Меня всю разрывало изнутри. Меня трясло при мыслях о том, что мой Макс… мой светлый чудесный малыш, моя награда за боль и одиночество… Что он останется без меня.
Нервы натянулись как гитарные струны и по одной они лопались, рождая в голове непроизвольные всплески боли.
Мне казалось страшнее чем в кабинете врача когда мне фактически поставили бесплодие уже не будет.
Но оказалось, что будет.
Сейчас.
Я согнулась пополам и хватанула губами воздух. Давление разрывало голову изнутри, и я отчаянно хваталась за жёсткий корпус медицинской кушетки, чтобы не сойти с ума, чтобы еще верить, что я живая, я ещё здесь…
— Максим… — хрипло выдохнула я вместе со слезами, которые катились градом из глаз и падали на грудь, делая тёмную кофту еще темнее. Пятно все расползалось, а я ничего не могла с этим поделать. — Макс…
Я могла только произносить имя сына и не слышала больше ничего вокруг. У меня выключило слух, затянуло пеленой глаза, перед которыми стоял, сын который останется один…
Нет…
Прошу нет.
Только не такое.
Только не это.
Я сжалась от рыданий. Уткнулась лбом в колени. Меня попеременно бросало то в жар, то в холод.
Нет.
Господи, пожалуйста, нет. Только не это. Я не хотела так, что меня подарили сына, что я его вымолила, чтобы вот так потерять, чтобы ничего не дать своему ребенку…
У меня началась истерика.
Я не слышала, что мне говорил врач. Он просто старался успокоить. И Альберт …
Его руки словно железные легли мне на плечи. Я почти уверена, что он меня о чём-то просил, но я не слышала. Мне просто страшно…
Альберт старался меня прижать к себе, но я сворачивалась в комок нервов и не могла даже пальцы разжать. Меня всю скрутило как в эпилептическом припадке.
Время тикало, и я знала, что оно ускользало сквозь пальцы.
Альберт…
Если бы он не начал свою игру, я бы не узнала диагноз, я бы и жила дальше в неведении, поэтому будь во мне побольше сил и яда, я бы с радостью поблагодарила мужа за такой сюрприз, но я боялась за своего сына, поэтому смыкала пальцы на запястьях супруга и тряслась. Меня пробирал холод, проникал в каждую клетку, вымораживал изнутри все кости.
Я настолько сильно боялась, что не понимала слов врача о том, что это не заключение, а направление в онкодиспансер.
— Альберт Романович, может быть поставим успокоительное…
Я мотала головой, но муж только сильнее обнял, мешая отвечать на вопрос. Я не хотела, чтобы мне что-то кололи. Я не хотела, чтобы меня вытряхивали из состояния когда я оценивала объективно свои шансы. А их можно было оценить только в патовой ситуации, в такой как сейчас.
— Лера… — пальцы мужа прошлись мне по щекам, стирая слёзы. — Смотри на меня, родная… Лер, не бойся. Я все решу. Ничего страшного не случилось…
Я пыталась ему сказать, что все уже случилось все разрушилось, разбилось…
— Максим… — на губах тоже была кровь, потому что я их кусала, а потом они потрескались и от страха и паники, когда я выла, кожа лопалась.
— Да, Максим, хорошо… — кивал Альберт, пытаясь зацепится взглядом за мои глаза, но у него не выходило, потому что мои бегали по его лицу, подмечая тонкие морщинки вокруг глаз, седой волосок на щетине…— Хорошо, что Максим с родителями в отпуске. Не надо ему ничего знать. И родителям… А мы разберёмся…
— Не трогай меня… — давясь слезами, сказала я, цепляясь мужу за руки. — Я не хочу…
— Я знаю, знаю… Ты меня ненавидишь и это же хорошо, Лер, — задрожал голос мужа, выбивая у меня почву из-под ног. — Все хорошо… Ты меня ненавидь сколько влезет. Я заслужил, а ты вот нет…
— Мне страшно… — призналась я нервно и испуганно, словно такие как я, взрослые и самостоятельные, не имели права бояться.
— Я знаю… — лицо мужа перед глазами расплывалось от слез.
— Нет, не знаешь… — спорила я, не понимая, как Альберту объяснить, что я не за себя боялась, а за сына. Хотя за себя тоже дико боялась. Не представляла, что такое вообще возможно. Что такое может случиться со мной. А губы горели огнем. И хотелось ледяной водой умыться, чтобы смыть весь страх.
— Не знаю, ты права, но мы все сделаем. Вот увидишь, ты еще потом смеясь будешь рассказывать как испугалась и как паниковала. Все будет хорошо Лер, вот увидишь…