— Ты сейчас что это делаешь? — спросила я, искоса наблюдая за мужем, который откинул одеяло и лег на постель.
— Провожу с тобой время… — спокойно ответил Альберт, и я фыркнула.
А потом родилась тишина.
Сотканная из десятков мыслей и приписанная сотнями образов. Она звенела и переливалась как роса на луговом колокольчике. Она пахла немного летом, тем самым, в конца которого мы встретились. С запахом речной ряски или тины, которая осела на дне фонтана. С привкусом сахарной ваты, его сигарет и моего блеска для губ.
— Знаешь о чем я жалею? — спросил тихо Альберт, глядя перед собой.
— Что женился? — прикинула я, вспоминая нашу первую с ним квартиру и окна во двор, где цвели по весне яблони с такими мелкими яблоками, из которых бабушка соседка с нижнего этажа варила варенье. Вкус был такой отвратительный, словно застывший мед с горечью яблочных косточек, но пенсионерку никто не хотел расстраивать, поэтому и не признавались в том, что варенье угодило в основном в мусорку.
— Глупости, — сказал Альберт, поправляя под спиной подушку. — Я жалею, что вообще начал этот разговор. Не сегодня, а тогда. После дня рождения…
— Жалость самое отвратительное чувство, — заметила я печально и развернулась на бок.
— Но она только мне и осталась, — усмехнулся Альберт. И тоже развернулся ко мне. Я лежала и смотрела на супруга, не понимая, как он мог все разрушить. Муж не понимал, как я ничего не видела, но мы оба прекрасно осознавали одно.
Мы на краю.
— Мы же разведемся? — спросила я тихо и почему-то шмыгнула носом.
Альберт отвел мне волосы с лица и спросил:
— А сама как думаешь?
Глава 30
Альберт не остался в спальне на ночь. Он ушел как только я стала дремать и закрыл дверь, а все так же осталась лежать, глядя на его половину. А утро принесло аромат кофе и почему-то чесночных гренок. У меня заурчал живот, и я, сходив в душ, быстрой трусцой прискакала на кухню. Муж был занят завтраком и отчаянно старался на спалить тосты. Я проскользнула между Альбертом и столешницей, задев мужа, и украла один кусочек свежего хлеба.
Тишина снова была неправильной и я обернулась к мужу, уточнить почему он замер. Но Альберт даже не понял, что я собиралась что-то спросить, потому что смотрел на мои ноги без штанов.
— Я торопилась к столу, — сказала я и дернула полу ночной рубашки от шелковой пижамы пониже, чтобы не светить трусами. — А у тебя там сейчас все сгорит.
Альберт вскинул брось и быстро скинул со сковороды хлеб.
— Куда ты собралась? — спросил муж старательно, глядя перед собой, а не на меня.
— В салон. Надо проверить все ли хорошо, а та сам же знаешь, то расходники кончатся, то клиент капризный… — протянула я, ощущая какую-то хмельную радость от интереса Альберта, который он не имел права проявлять. Муж обернулся ко мне, а я в этот момент как раз взбивала молоко в капучинаторе. Да, с кофе надо аккуратно, но я для чая. Пышная пена выросла над кружкой, и я, обмакнув в неё кончик указательного пальца слизала следом пенку. — Альберт, плита.
Это я сказала контрастно холодным тоном, чтобы муж наконец-то посмотрел, что у него сковорода скоро начнет дымиться. Муж дрогнул и выключил подачу жара.
— Я бы не хотел, чтобы ты выбиралась куда-то… — произнёс он и поставил передо мной многослойный тост из яйца, овощей и ветчины. Я впилась зубами в еду и простонала от удовольствия. То ли моя простуда пошла на спад и у меня появился аппетит, то ли я просто немного успокоилась. — Ты болеешь, вдруг еще подхватишь что-нибудь.
— Например знойного красавца на своей ламбе… — протянула я, мечтательно закатив глаза к потолку. Альберт выронил из рук тарелку со своим тостом, хорошо, что это было уже над столешницей.
— Лера, не ходи по острию… — сурово произнес он, заставляя меня внутренне зайтись смехом от злорадства. Я же для него соседка. Я же…
— Альберт, не указывай, что мне делать… — заметила я и отхлебнула чай. Молоко размазалось по губам и мне пришлось вытереть пенку пальцами. Мне казалось муж сейчас все кофе себе на штаны выльет, но все же сдержался.
— Ты не выйдешь из дома, — произнёс муж нервно и я оперлась локтями о столешницу. В вырезе рубашки показалась грудь, и я спросила: