Теперь я не заслужила даже рычания в ответ. Поднимаюсь на ноги и кидаю на его шею магическую веревку. Она невидима, и снять ее может только маг. А для оборотня это непосильная задача.
Он упирается передними лапами в землю и пробует пятиться назад. Немного ослабляю хватку, чтобы он не навредил сам себе, но не отпускаю.
– Я сказала, отпусти его!
Разгневанное рычание и громкое сопение служат мне ответом. Смотрю в такие родные глаза и неродные одновременно. Его будто подменили. Такое чувство возникает, что он смотрит не на меня.
Не на пару, в которой уверен, а на противника.
Теперь внутри будто сирена включается и сигнализирует об опасности. Со мной дикий зверь, который уверен в своих действиях, а не любящий мужчина. Силовой метод не дает никаких результатов, точнее только отрицание и борьбу.
Но, возможно, он поймет по-другому. Развеиваю магию, и волк в один прыжок оказывается рядом. Его ноздри раздуваются, хвост бьет по земле, он зол и демонстрирует это как может.
Правильнее было бы остерегаться его и отойти в сторону, но я не могу. Не тогда, когда с ним происходит что-то поистине плохое и необъяснимое. Не тогда, когда сам Морад нуждается в помощи, а может, и поддержке.
Мужчина подхватывал меня в сложные моменты жизни. Удерживал и не позволял свалиться в пропасть из-за гнетущих эмоций, а они просыпались достаточно часто.
Вновь опускаюсь на колени и продолжаю смотреть в его глаза. Может, это демонстрация агрессии – такой прямой взгляд. Но без такого контакта, боюсь, не достучусь до него, а нужно.
– Я тебя люблю и беспокоюсь о тебе. Отпусти его. Верни мне Морада. Мы все решим, что бы тебя ни беспокоило, – произношу медленно и спокойно.
Волк склоняет морду набок и задумывается. Он больше не демонстрирует силу, а вслушивается, пропускает через себя сказанное и сомневается.
– Вы оба мне нужны. Морад, вернись, – прошу отчаянно и призывно.
Умоляю его взглядом согласиться. В его взгляде борьба, но человеческое начало побеждает. И мой мужчина возвращается ко мне.
Морад стоит неподвижно и продолжает делиться той разрушительной силой, что скопилась в его эмоциях, не разрывая зрительного контакта. Он передает мне без слов все то, что разрывает его душу на ошметки.
Пропускаю через себя всю ту гамму чувств и содрогаюсь. Это страшно и больно видеть такое. Мучительно и тягостно не знать, как помочь и вывести его на свет. В нем сейчас столько тьмы сконцентрировалось, что теряюсь и задыхаюсь.
Он подцепляет мой подбородок и спрашивает:
– Ты моя, Хелена? Подчиняешься, принимаешь и поддерживаешь?
Тихий голос, пронизанный какой-то затаенной болью. Даже если бы он сейчас шептал, то этот шепот был бы яростнее и громче любых криков. Он давит так, что кажется, еще немного и раздавит. Прогнусь под его тяжелой и гнетущей аурой.
Мы были равными, но именно сейчас ему нужно, чтобы он был главным. Чтобы подчинилась беспрекословно. Эта потребность такая отчаянная, что я без колебаний отвечаю:
– Я с тобой. Твоя, – выдаю еле слышно дрогнувшим голосом.
Сейчас я безраздельно его. Кроме этого мужчины не существует ничего. Нет вокруг нас мира. Нет остальных людей. Есть только мы друг у друга.
Наклонившись, он подхватывает меня под ягодицы, обвиваю ногами его бедра и медленно, даже робко, будто от страха, кладу руки на плечи. Морад делает несколько шагов и упирает меня спиной в шершавый ствол дерева.
После падения это не самые приятные ощущения, но даже не морщусь. Ведь он так внимательно смотрит, заглядывает куда глубже и дальше, чем в глаза.
– Докажи, – требует напористо и при этом надломленным голосом.
Это даже не просьба, а озвучивание потребности. Он нуждается во мне, а я растворяюсь в этом мужчине безвозвратно.
Он накрывает мои губы диким, сметающим все сомнения и предрассудки поцелуем. Клеймит и одновременно подчиняет. Завоевывает и порабощает.
Принимаю его грубую ласку и отвечаю на контрасте. Пытаюсь заглушить ту дичайшую потребность, что живет в нем, и одновременно подпитываю ее.
Мы сталкиваемся как две противоположности.
Его сила и напор.
Мои податливость и смирение.
Но вместе с тем, пока он нагнетает, я заглушаю всю ту бурю в его груди, что мешает дышать. Пью его глотками, как и он меня. Чем грубее он обнимает и пробирается под подол платья, тем невесомее становятся мои прикосновения.
Когда он рычит и рвет мои трусики, чтобы почувствовать без преград, ласково провожу по щеке. Когда он дергаными движениями расстегивает свои штаны, разрываю поцелуй и прижимаюсь к его груди своей.