Периодически Катька интересовалась у меня по поводу воспитания Егорки. Я, конечно, педагог, но совершенно без опыта даже в своей профессии, а уж воспитание собственных детей — отдельная специфика.
Конечно, теорией я владела потрясающе. Не спроста окончила с красным дипломом. Да и практика у нас какая-никакая, но была. Однако, я всегда считала, что совсем не подхожу для этой работы. Нет, с детьми мне нравилось возиться, я обожала кого-то чему-то учить, но мне всегда казалось, что это огромная ответственность, которую я просто не смогу потянуть. Как, впрочем, и собственные дети.
Их я тоже хотела. С Костей у нас несколько раз заходил об этом разговор. Мы сошлись на том, что одного будет достаточно. Однако, когда?
Поначалу мы боялись за наше благополучие, и не зря. В итоге мы его потеряли. Потом, получается скитались, хотя, скитаемся и по сей день.
О каких детях может идти речь, когда не знаешь, где ты будешь жить завтра? В какой именно момент тебе скажут съезжать в никуда. При этом, ты совсем неверен в том, что в том же завтра у тебя будет возможность обеспечить всем необходимым даже себя. А воспитание детей — удовольствие дорогое.
По этому поводу моя мама махала рукой, и говорила, что всегда так было, и в их время тоже. Нет, мама, у вас было совсем не так. Я не застала Советский союз. Только последствия его распада. Но со слов родителей, тогда не играло большой разницы, в центре страны ты живёшь или на периферии. Не буду ничего утверждать, поскольку, как я говорила, в СССР я не жила, а о прошлом многие привыкли помнить так, что и трава там была зеленее, и вода мокрее… До истины, в общем, не докопаться.
И всё же, как мне показалось, все рассказы моих знакомых, того же возраста, что и мои родители, сводятся к тому, что ели ничего и не было в магазинах, то хотя бы, ты был уверен, что на улице и без работы ты не останешься. И, конечно, во многом помогало государство.
Я не стану вдаваться в вопросы политики — это самое бесполезное и опасное занятие, тем более, что и обязательно ошибочное, ведь я не политолог, и многого не понимаю. А там свои игры.
Так вот, скажу лишь то, что, как мне кажется, с большой свободой приходит и большая ответственность. Да, сейчас мы вольны выбирать где жить, выбирать что носить и производить, выбирать быть богатым или нет. Хотя, последнее спорно, в том числе и из-за моих представлений о морали… Однако, теперь это накладывает на нас самих большую ответственность за собственную жизнь.
Хочешь что-то иметь? Пожалуйста. А что ты для этого делаешь? И… А, пустят ли тебя? И есть ли там, наверху для тебя место?..
Это я поняла, живя, участь и работая в Москве. Возможно, для кого-то Москва иная. Иной и мир. Не даром говорят, что то, что мы видим — отражение нас самих. Если я вижу процветающий город мрачным и унылым — возможно, такова в целом моя жизнь? Или моё состояние? Как сейчас. А другие, живя налегке, могут довольствоваться прекрасным. Москва, какая ты?
— … Я тебя к нему не пущу! — по ту сторону телефона настаивала Катька.
— Ты бы мне это семь лет назад бы сказала, — иронично усмехнулась я.
Конечно, говорило во мне сожаление. «Что, если бы я не встретила этого человека? Что, если бы не влюбилась и не вышла замуж? Мне не было бы больно!». Как видите, в этот момент я уже не хотела называть его по имени. Для меня он перестал быть родным, близким, дорогим… Мой муж, тот, кого когда-то я любила, может даже, больше, чем себя, отныне для меня был чужим! Как же мы много вкладываем в значение других людей в нашей жизни, а не в себя. Представляете? Мне понадобились двадцать пять лет и измена мужа, чтобы понять, что в этом мире для меня не должно быть ничего ценнее меня самой! Остальные, как показала ситуация — не более, чем простые прохожие.
Нам не всегда по пути.
— Да я уже возле дома. — подходя к подъезду, сообщила я.
Дрожь усилилась. Сердце опять начало заходиться. Несколько мгновений мне нечем было дышать.
— Ты уверена, что тебе надо сейчас с ним говорить? — сопереживающе спросила Катька.
— Надо. — в полных сомнениях твёрдо ответила я. — Когда-то всё равно придётся. — скорее всего, Катька заметила в моём тоне обречённость. Да я её и не скрывала.
Я действительно чувствовала, будто поднимаюсь по лестнице не дома, в котором живу, а эшафота. Предстояла моя казнь.
Не человека, который, в моём понимании был преступником, а моя — той, кто от него пострадал. Его жертвы.
Глава 4
Как долго?
Лифта у нас не было, да и зачем? Всего-то три этажа разваливающейся постройки, ещё молодости наших бабушек. Когда мы разговаривали с риелтором, то, почему-то даже не уточнили возраст дома, а сам он тактично на этот счёт промолчал. Конечно, мужчина в костюме поведал нам о некоторых минусах, остальные мы уже обнаружили сами… Но рассказывал он о них как-то по-своему, ищи в каждом минусе штук по пять плюсов. Сказать честно, нам это было и не важно, он мог бы не распинаться. Единственный критерий, который играл для нас существенную роль — мы были в состоянии за это жильё заплатить, и теперь, наконец-то, будем жить отдельно.