— Так, может, примешь слова отца, и просто сочтёшь меня олухом, — снова нервно улыбнулся я. — Заживём снова дружной большой семьёй. Мне отец твой даже начал нравиться. Правильный мужик! — я слабо засмеялся. И уже серьёзно, с надеждой добавил: — Ну, или хотя бы приезжай. Может, и на сегодня останешься?
— Если бы я осталась, нам бы снова пришлось быть вместе. — на этот раз усмехнулась Лена. Скажу по правде, именно такой вариант развития событий я и представлял.
— Сегодня переночуем здесь, — мечтательно начал я, — потом вернёмся в Балашиху, заведём собаку… — я бросил голову, улыбаясь, потому, что понимал — это Утопия. Я хотел продолжить рассказ, и сказать ещё что-то про детей, но понял, что это будет уже лишнее.
Парадокс. Мы не желаем страданий, но к ним стремимся. Либо же они становятся побочным эффектом наших желаний и действий.
Стремимся потому, что мы должны получить желаемое только через великие страдания, но при этом на самом деле, с большей долей вероятности, ничего не получим, либо получим меньше.
И, не понимая, или даже понимая это, что мы делаем? Снова идём страдать. На этот раз куда сильнее, чтобы уж точно получилось заработать счастье. И проблема в том, что наши страдания выгодны не только нам, но и некоторым окружающим нас людям, поэтому, они будут в нас их поддерживать. Что с этим делать? Наверное, замечать. Чтобы устать от этого, и прекратить делать. Как вариант.
Перестать пытаться контролировать и переделывать человека, перестать под него подстраиваться, если знаешь, что он всё равно не изменится. Перестать пытаться отремонтировать сломанное, если всё равно всё разваливается. Надо просто снести и построить новое.
— Ты уверена в том, что новая жизнь будет лучше?
— Во всяком случае, теперь я уже буду опытным градостроителем. — с широкой, но не лишённой печали улыбкой произнесла Лена, — И буду знать, в каком городе уж точно не стоит жить.
— Не чувствуешь ли ты, что это новое страдание? Постоянно сносить и возводить? Может, надо всё же смотреть на жизнь более реально? Стремление к идеалу — недостижимая цель. Поэтому, ты только поменяешь способ, но не её саму.
— Возможно ты прав, я не задумывалась об этом. Тогда что же, выхода из этого нет? — грустно усмехнулась Лена. — Всем нам что, так и нужно страдать?
— Зачем вообще страдать? Может, пора уже вспомнить, что мы муж и жена? Что мы союзники по жизни, а не враги? И что мы не одиноки? Может, смысл брака в том, чтобы облегчить эти самые страдания друг другу?
— Красиво говоришь. Вот только, можно ли тебе довериться снова? Этот путь оказался трудным для нас обоих. И мы счастье упустили. Моё доверие точно не появится из ниоткуда. И уже никогда не будет тем же, что я подарила тебе до измены. Именно подарила, — сделала акцент Лена. — А ты его потерял. Вытоптал, как тот же бычок, — чтобы я точно понял, она указала и на него. — И я не уверена, что смогу дать тебе своё доверие снова.
— Но мы могли бы попробовать. И потихоньку его взрастить опять. Пусть это будет другой человек, или же я, мне кажется, и мне, и ему придётся заслужить твоё доверие. Но меня ты уже хотя бы знаешь.
— И ты больше меня ни в чём не обманешь?
— Не знаю. Я больше ни в чём не клянусь. И ни от кого клятв не жду.
— Да, клятвы — это заблуждение. И уж очень больно падать с облаков.
Они помолчали.
— Пошли в дом. Холодно. — предложил Костя. — Обо всём остальном можно подумать и завтра. Давай думать о сейчас.
Лена же похлопала меня по руке:
— Мне пора.
— Не останешься?
— Точно не сегодня. Сегодня я хочу к своей семье.
КОНЕЦ.