Тавалиск вертел в руках свою флейту, слишком слабый, чтобы дуть в нее. Четыре дня воздержания от пищи чуть было не доконали его. Голод сделал его злым, и весь день он придумывал способы казни своих лекарей, новые пытки для содержащихся в темницах рыцарей и способы истребления всех до одного музыкантов. Эти изыскания только обострили его аппетит, и теперь он не мог думать ни о чем, кроме следующей трапезы.
Единственным утешением служила ему лежащая рядом Книга Марода. Глядя на нее, он вспоминал причину, по которой обязан прожить как можно дольше. Война в Обитаемых Землях - дело почти решенное, и он, Тавалиск, если верить Мароду, должен сыграть ключевую роль в ее исходе. И архиепископ не собирался умирать, не исполнив эту роль до конца.
С этой мыслью он дернул звонок. Лекари заблуждаются: если он не поужинает, это убьет его скорее, чем тысяча пиров.
К несчастью, на звонок отозвался секретарь.
- Гамил, я звонил в надежде, что меня накормят, а не заставят скучать.
- Мне казалось, лекари посадили вас на хлеб и музыку, ваше преосвященство.
- На этой неделе я поглотил столько музыки, что на всю жизнь хватит. Клянусь, я велю высечь и повесить каждого музыканта в Рорне. - Архиепископ сладко улыбнулся. - Ты играешь на чем-нибудь, Гамил?
- Увы, ваше преосвященство, я не владею этим искусством.
- Когда-нибудь ты скажешь мне, каким же, собственно, искусством ты владеешь. Пока что я не замечал за тобой никаких талантов, кроме выдающейся способности досаждать мне. - Тавалиск наклонился и ткнул флейтой кошку. Та издала весьма приятное для слуха шипение - все-таки и от музыки бывает какая-то польза. - Раз уж ты здесь, Гамил, расскажи, что нового ты узнал за время нашей разлуки.
- Шпиона нашли, ваше преосвященство. Я взял на себя смелость допросить его...
- Смелость, Гамил? - прервал Тавалиск, раздраженный тем, что его лишили возможности полюбоваться на пытки. - Ты хочешь сказать, что допросил человека без моего ведома и согласия?
- Я думал, вашему преосвященству будет приятна моя предприимчивость.
- Если бы я нуждался в предприимчивых людях, Гамил, я никогда не взял бы тебя на службу. - Мизинец Тавалиска застрял в одной из дырочек флейты. Понимая, что в этот миг нужно сохранять достойный вид, архиепископ укрыл плененную руку под платьем. - Еще один такой промах - и я возьму на себя смелость уволить тебя. А теперь продолжай.
На лице Гамила отразилась едва прикрытая злоба.
- Старик послал двух своих людей в Брен. Они, по-видимому, покинули город дня два назад.
- Гм-м. Мщение за смерть Бевлина не заставляет себя ждать. Старик, как видно, намерен убить рыцаря. - Тавалиск дергал палец, стараясь освободить его. - Наш бывший шпион раскаялся в своем предательстве?
- Да, как раз перед тем, как ему вывихнули на дыбе левую руку, он выказал некоторое раскаяние.
- Отрадно это слышать, Гамил. Должен похвалить тебя за разумный подбор пыток. - Тавалиск счел, что был слишком суров с секретарем, и хотел возместить урон. - Еще новости?
- Рыцари Вальдиса начинают наглеть, ваше преосвященство. Заручившись поддержкой Брена, они только и смотрят, как бы нам досадить. Слухи о том, что они перехватывают идущие на север рорнские товары, подтвердились. Близ Несса захвачено десять повозок с соленой рыбой и семьдесят штук тончайшего шелка.
Тавалиск остался доволен этим известием. Теперь по крайней мере он может предпринять решительные действия против Тирена и его окольцованных дружков. Он сейчас как раз в подходящем настроении.
- Разошли письма в Тулей, Марльс и Камле с требованием, чтобы каждый город выделил пятьсот человек для охраны южных грузов. Напиши, что такое же число поставит и Рорн. - Архиепископ подумал немного. - Притом рорнские ополченцы получат приказ убивать всех рыцарей, которые им попадутся, - даже тех, которые не занимаются грабежом.
- Но, ваше преосвященство, эти державы не согласятся охранять дороги, если Рорн станет вершить свою личную месть.
- Когда эти державы узнают о моем приказе, будет уже поздно. Если хоть один наш человек укокошит рыцаря на их землях, в этом обвинят не один только Рорн.
- Но и другие южные державы.
- Вот именно, Гамил! Пусть Тулей и Марльс оправдываются - ничто так не обличает виновного, как рьяное отрицание вины. Впрочем, и времени не останется, чтобы тыкать в кого-то пальцем, - такие дела разгораются как-то сами собой и очень быстро. - Архиепископ с грустью вздохнул.
- Поражаюсь хитроумию вашего преосвященства.
- Спасибо, Гамил. - В волнении Тавалиск еще глубже засадил палец во флейту и делал под полой отчаянные усилия, пытаясь его вытащить. - Тут, конечно, надо будет действовать тонко.
Гамил устремил удивленный взор на колени архиепископа и не сразу ответил:
- О да.
- Я не собираюсь втягивать Юг в войну - пусть себе Север воюет. Я просто хочу расставить все по местам. Если все пойдет как надо, наши южные друзья будут рады согласиться с любым планом, который поможет отогнать рыцарей от их порога.
- Ваше преосвященство ведет опасную игру.
- Только такие игры и стоит вести, Гамил.
Тавалиск отпустил секретаря, слишком поглощенный новой интригой, чтобы дать ему какое-нибудь унизительное поручение. Как только за Гамилом закрылась дверь, Тавалиск вплотную занялся флейтой. Убедившись, что палец вытащить ему не удастся, он разбил инструмент об стол. Палец он освободил, но поранился об острые щепки. Пожав плечами, он сунул палец в рот и стал посасывать. До следующей еды сойдет.
Сорок девять, пятьдесят - все, довольно. Джек распрямился, и его позвонки хрустнули, будто упрекая его за то, что он слишком долго сидел скрюченный. Шесть клинков - и каждым нужно было провести по точильному камню пятьдесят раз. Джек испробовал остроту одного, разрубив свой волосок, и убедился, что старался не зря.
По настоянию Роваса Джек учился ухаживать за оружием. Целыми днями он обшивал дубинки кожей, смазывал клинки, перетягивал луки и счищал ржавчину с наконечников копий. Делать что-то руками доставляло ему удовольствие особенно теперь, когда он был волен уйти, а не работать из-под палки, как в замке. Хорошо было напрягать до боли мускулы, потеть и не думать ни о чем.