Поднимаясь по широкой подъездной лестнице на мой этаж, настойчиво придавал мне ускорение, подталкивая под попу. На мои попытки остановиться и начать выяснять отношения, злобно отвечал: — Шагай быстрее, — и снова подталкивал.
— Доставай ключи, — зарычал, когда перед самой дверью я еще раз попыталась что-то сказать.
Сам открыл замок, и запихнув меня в квартиру, захлопнул дверь.
— Раздевайся, — скомандовал ледяным тоном.
Дернул меня, разворачивая к себе спиной. С силой толкнул на себя, и сзади впился в шею требовательным, жестким, обжигающим кожу поцелуем.
— Платон… — я еще пыталась что-то спросить, вздрагивая под его губами.
— Заткнись, — жесткими пальцами ухватил за подбородок и повернул мое лицо к себе. Яростно впился в губы. Оторвался на миг и выдохнул: — Раздевайся, иначе за себя не отвечаю…
С задранной до талии юбкой, в расстегнутой, спущенной на локти блузке, я сидела на тумбочке в своей прихожей. Разведя до предела ноги в тонких чулках и откинув назад голову, стонала, хрипела и кусала губы, пока мужчина с рычанием, жестко и резко входил в меня.
Дрожала в мучительном нетерпении. Царапала его плечи под белоснежной офисной рубашкой, словно кровью измазанной росчерками моей помады. И просила еще, снова, еще…
Кричала что-то ругательное и злое, когда он вдруг останавливался. Дергала его к себе и опять впивалась в ткань рубашки, пытаясь через нее добраться до его гладкой кожи, чтобы оставить на ней отметины от своих ногтей…
Срывала горло от криков. Дрожала и задыхалась от бешеного темпа, когда мы были уже в спальне, и от его жестких толчков в мое тело кровать с силой вбивалась в стенку.
Мычала, забывая дышать, когда его губы накрывали мой рот, и странным образом понимая, что дыхание мне вообще не нужно.
И долго, мучительно долго сотрясалась в диких сладких судорогах, прижатая мужским телом, своей тяжестью заставляющим разделить с ним это мое удовольствие…
— Что ты творишь, Платон? — спросила, когда мы, опустошенные, лежали на кровати — он, раскинувшись на спине, я на боку, затылком упираясь в его плечо.
— Разве не понятно? — он лениво положил руку мне на грудь и покатал сосок между костяшек согнутых указательного и среднего пальцев.
— Секс? Просто секс?
— Он самый, Павла. Это ведь все, на что ты годишься, правда?
Глава 53
… это ведь все, на что ты годишься, правда…?
Едва отзвучали эти слова, меня взрывает. Я подскакиваю, разворачиваюсь и кидаюсь на Платона. Начинаю бить по плечам и груди, стараясь ударить его посильнее. Ору, выкрикиваю все ругательства, которые знаю. И даже те, которых не знаю, но они сами вылетают из моего искривленного ненавистью рта.
Размахиваю руками и целюсь ногтями ему в лицо, мечтая располосовать его до крови. И скалю в счастливой улыбке зубы, когда мой кулак с силой зацепил его губу — так тебе. Так! Так! И продолжаю бить этого мужчину, отбивая руки о его каменные мышцы.
Вкладываю в удары всю свою обиду за мою разбитую надежду, что я ещё могу быть желанной. За мою веру в то, что не все видят во мне подлую дрянь. Что даже если я не нужна своей матери, все равно я могу быть счастливой. Потому что есть мужчина, в которого я влюбилась, и который почти предложил мне стать его женой…
И я снова бью, пытаясь попасть по красивому лицу, которое ненавижу. Все время промахиваюсь, потому что он уворачивается, подставляет плечи и грудь, не давая мне добрать до цели. А в глазах у него мелькает смех…
И я тоже захохотала, захлебываясь слезами. Сползла с Платона и села, упираясь коленями в сбитую простыню на развороченной кровати.
Отвела руку назад, чтобы размахнуться как можно сильнее. Вложить в удар всю свою ярость, всю боль, рвущую мое тело на клочья.
И размахнувшись, чувствую, что меня ведет, и вдруг оставшись совсем без сил падаю на мужчину которого ненавижу. Утыкаюсь лицом ему в грудь и остаюсь лежать сдувшейся пустой оболочкой, чувствуя, как на спину ложатся, обнимая, теплые ладони.
— Я тебя ненавижу, Платон Вяземский, — шепчу на последнем издыхании. — Просто ненавижу, и все…
Платон
…это ведь все, на что ты годишься, правда…?
Я произнес эту поганую фразу и напряженно замер — ну давай, девочка. Разгроми меня за это. Вылей на меня все, что чувствуешь.
Очнись, вылези из своей скорлупы, куда тебя загнали эти трое уродов, твои мать с сестрой и бывший муж. Верни саму себя, прекрасная язвочка, не боящаяся ничего на свете…
И она бросилась. Принялась бить меня и выкрикивать какие-то ругательства. Колотила, царапалась и материлась так виртуозно, что я даже заслушался в восторге, пока она целилась мне в лицо скрюченными от ярости пальцами…