Для суда моя репутация должна быть безупречна, а мужа нельзя предупреждать о грядущем разводе и давать ему тем самым время на тщательную подготовку. Но я не умею искусно придумывать ложь — придётся сказать правду. Не могу же я позволить Эйвану ударить Сэма!
Вдыхаю, чтобы сказать сакральное: «Я с тобой развожусь, не трогай моего юриста», как вдруг слышу со стороны негодующий голос:
— Братец, что тебе надо от моего Сэми?
Все замирают. Эйван от неожиданности отпускает рубашку Сэма, и грифон мешком падает на стул. Мы все смотрим на Руби, которая, подбоченясь, грозно напирает на брата.
— Стоило мне отойти попудрить носик, как ты уже напал на него! — рычит она. — Есть у тебя совесть?!
— Это? — тупо переспрашивает муж, указывая на Сэма пальцем, как на мерзкое насекомое. — Твой парень?
Руби хлопает ресницами, а затем смотрит на Сэма самыми влюблёнными глазами на свете. Они так и подсвечиваются изнутри. Никогда не замечала за ней таланта к лицедейству, но не зря говорят, что все огненные драконы изменчивы, словно пляшущее пламя.
— Сэми, солнышко, он тебе не навредил? — воркует Руби слащавым голосом, явно подслушанным у Лисанны пару часов назад.
— Н-нет, — чуть заикнувшись, выдавливает юрист.
— Какого пламени? — восклицает Эйван. — Почему он тут с моей женой?
— Я хотела показать Вилле своё сокровище, — бойко отвечает Руби, плюхаясь на стул рядом с грифоном. — Ну знаешь, нет ничего важнее благословения лучшей подруги!
— И почему я о нём не в курсе? — напирает муж.
— Потому что ты сразу всё донесёшь маме, — закатывает глаза Руби. — А она начнёт свою любимую песню: «Лучше бы ты искала влиятельного мужа, а из какой он семьи, а что люди скажут…»
— Ты с ума сошла? — спрашивает Эйван, заметно успокоившись. — Ему же лет двадцать. У тебя материнский инстинкт проснулся?
— Я просто выгляжу молодо, — бурчит Сэм обиженно. — И вообще, я требую извинений, аллор дель Монрок! Вы унизили меня на глазах у моей женщины!
А вокруг одни актёры, вот и Сэм как быстро сориентировался, ну чисто оскорблённая невинность! С моих губ срывается смешок, который я маскирую кашлем. Но едва ли кому-то сейчас есть до меня дело.
— Я не стану извиняться перед низкородным грифоном, — раздражённо дёргает уголком рта Эйван. — Вилле, ты посмотрела на новое увлечение своей подружки? Ну и нечего тут сидеть, поехали домой.
И всё же настроение у него пугающе раздражённое. Что уже случилось? Мне даже не хочется с ним спорить — если ощущение, что очередная ссора может помешать воплощению нашего плана. Лучше усыпить его бдительность.
— Езжайте, — покровительственно машет рукой Руби. — А мы с птенчиком ещё поворкуем.
Она дарит Сэму многообещающую улыбку, от чего тот нервно сглатывает. Я киваю и встаю со стула, бросив напоследок:
— Смотрите, не сидите долго, а то тут полумрак, потом будут глаза гореть.
Надеюсь, они поймут мой посыл. Руби знает про символ отступников и сможет рассказать Сэму всё из первых рук. Вероятно, вместе они смогут обдумать всё и пролить свет на новые детали.
Выхожу из ресторана следом за Эйваном, он даже придерживает мне дверь. Вечерний мороз ласкающе касается кожи. Я полной грудью вдыхаю холодный воздух, чувствуя, как на душе становится легко и приятно от свежести и хрустящего под ногами снега. Его совсем тонкий слой, да и завтра он, скорее всего, уже растает, но для меня он кажется символом чего-то светлого и радостного. К карете мы идём неожиданно неторопливо, как будто наслаждаемся прогулкой и компанией друг друга.
— Вы держите меня за идиота, — ворчит муж. — Не знаю, что вы задумали, но что-то тут нечисто.
— Я устала спорить с тобой, — пожимаю плечами я. — Что бы я ни делала — ты видишь в этом злое намерение. Эти сцены ревности, обвинения пропитаны злостью и фальшью. Ты не ревнуешь, ты просто пытаешься оправдать свою неприязнь ко мне. Скажи, Эйван, ты хоть когда-нибудь, хоть на минуту любил меня по-настоящему?
— А ты меня?
Мы замираем в нескольких метрах от кареты и поворачиваемся друг к другу. Наши взгляды полны боли, обиды и разочарования. Впервые я вижу их в Эйване столь же отчётливо, сколь и в себе.
— Зачем же мы продолжаем этот фарс, что называем браком? — выдыхаю я, поражённая осознанием.
Эйван морщится и качает головой.
— Мы не можем просто всё бросить, — говорит он понуро. — Это не нам решать, Вилле.
— Кому, если не нам?
Он поднимает глаза к небу, но один взгляд на звёзды заставляет его поморщиться. О чём они напоминают ему, что так неприятно? Хочу спросить, хочу протянуть руку и утешить его. Не потому, что вдруг прониклась чувствами, а потому что вдруг ощущаю, что мы два потерянных дракона, две пешки в чьей-то игре. И каждый пытается вырваться из неё по-своему. Эйван ищет любовь в каждой встречной девушке, а я ищу свободы.