Он издевается! Без ножа режет! Заживо!
Уж лучше бы сказал, что любит ее. Лучше бы валил на все четыре стороны. Мне так было бы проще… Отпустить, забыть и самой забыться. А он травит. Мучает. Деспот!
Ох, как было бы легко обрубить, если б не было чувств. А так из сердца вырывать приходится… С болью, с разочарованием, с воплями.
— Прошу, выслушай меня! — Дима обхватывает мои ноги и вдруг замирает, уставившись куда-то чуть ниже моего живота. — Алин… С тобой все в порядке?
Ничего не понимая, опускаю взгляд вниз и вдруг замечаю, что на светлых льняных брюках, прямо у развилки ног, расползается темное кровавое пятно.
Глава 11
Скорая, экстренная госпитализация, анализы, УЗИ и как итог неутешительный диагноз — самопроизвольное прерывание беременности. Или, говоря простым языком, выкидыш.
Дима оплачивает мне вип-палату, врачи сдувают пылинки, медперсонал проявляет участие, а я лишь смотрю в одну точку и чувствую, как из меня капля за каплей утекает жизнь.
Еще сегодня утром все было хорошо. Я пребывала в приподнятом настроении и думала о том, как оригинально сообщить любимому мужу о беременности. Прошло всего несколько часов, и вот мой мир уже разбит вдребезги: ни любимого мужа, ни беременности у меня больше нет. Я опустошена до предела. Выпотрошена, словно мумия.
Мимо меня ходят люди, но я не вижу лиц. Фоном звучат их голоса, но я не различаю слов. Такое ощущение, что я нахожусь глубоко под водой и шумы внешнего мира продираются через ее толщу. Я погружена в себя. И не уверена, что когда-нибудь смогу вынырнуть наружу.
Там слишком страшно. И слишком много боли.
— Алина! Алина! Вы меня слышите? — кто-то тормошит меня за плечо, и я нехотя отрываю взгляд от светло-голубой стены.
Передо мной девушка в белом халате. Должна быть, одна из тех, кто тут работает.
— Алина, к вам супруг рвется, — говорит она. — Я пущу его ненадолго?
Ответить не успеваю, потому что в эту секунду взволнованный Дима с громким возгласом «Она моя жена!» врывается в палату. Несколько секунд смотрит на меня глазами страдальца, а затем обращается к медсестре:
— Девушка, оставьте нас наедине.
Кивнув, она покидает палату, а Дима, не отрывая от меня пристального взгляда, приближается. Придвигает к моей койке стул и медленно на него опускается.
— Алин, почему ты не рассказала мне о беременности? — спрашивает с горечью.
— Хотела сделать сюрприз, — мой голос звучит тихо, почти бесцветно.
— Так эти шары в коридоре… Они были для?.. — он сбивается и в надломленном жесте обхватывает пальцами переносицу.
— Да, они были частью сюрприза, — подтверждаю я.
Дима замолкает, а я вновь приклеиваюсь взглядом к стене. Кожей чувствую исходящие от него волны сожаления, но они не трогают сердца. Перед глазами до сих пор стоит гадкая сцена его любовных утех с секретаршей. В нашей постели. На той самой простыни, которую нам подарили на прошлую годовщину.
— Алин, — с Диминых губ срывается тяжелый вздох. — Прости меня.
Ради минутного удовольствия человек рушит то, что создавалось годами, а потом, очнувшись, умоляет его простить. Как же это наивно и самонадеянно. Неужели Дима всерьез верит, что банальное «прости» способно все исправить? Что это слово из шести букв обнулит его предательство и затянет мои раны?
— За что простить, Дим? За то, что делал из меня дуру? За то, что изменял? Или за то, что по твоей вине я потеряла нашего ребенка?
Я стараюсь говорить ровно, но из воспаленных глаз все равно струится влага. Она слетает с ресниц, скатывается по щекам и дрожащими каплями срывается с подбородка.
— Да я ведь не знал! Не знал, что ты ждешь ребенка! — восклицает надтреснуто.
— А если бы знал, то что? Передумал бы трахать секретаршу? — мне почти удается усмехнуться.
— Алин, — смотрит на меня с невыразимой мукой. — Ну зачем ты так? Ты же видишь, мне и без того хреново…
— А, так это тебе хреново? Ну и извини, что приехала домой чуть раньше и застала тебе в постели с любовницей.
— Я виноват перед тобой. Очень виноват. Но, клянусь, ты — главная женщина моей жизни. И я люблю только тебя. А с Ясминой нас ничего не связывает…
— Ничего, кроме секса.
— Черт, да! — он обхватывает голову руками. — Да, я сорвался! Да, сплоховал! Честно говоря, даже не знаю, как это вышло… Бес, видать, попутал… Я дурак, Алин. Оступившийся дурак! Но я люблю тебя больше жизни и…
— Остановись. Не говори мне о любви. Не говори о том, как тебе плохо, — я перевожу дыхание и нахожу в себе силы вновь посмотреть на мужчину, который стал моей самой большой любовью и самым горьким разочарованием. — Сегодня я потеряла ребенка, Дим. Ребенка, который еще не родился, но которого я успела полюбить. Своим предательством ты ранил нас обоих — меня и нашего малыша. Он не выжил, — я всхлипываю и в бессильной ярости хватаюсь за край больничного одеяла. — И этого я тебе никогда не прощу.