— Тошно? — переспросил он до странности низким голосом.
Я горела. Голова шла кругом. От него пахло каким-то безумно приятным парфюмом, и это совсем не вязалось с тем, что я сейчас к нему чувствовала. Это несправедливо! Мне не должен нравится его парфюм!
— Тошно, — процедила я, — до умопомрачения.
Он изучал моё лицо с методичностью следователя на допросе:
— Многое отдал бы, чтобы узнать, что ты скрываешь за этими взрывами праведного гнева, маленькая Канатас. Какую интригу плетёшь и что тебе за её успех пообещали.
— Я понятия не имею, о чём ты говоришь, — все мои попытки вырваться ни к чему не привели. — Ты просто чёртов параноик, вот и всё.
— Я жив благодаря тому, что ты зовёшь паранойей.
— И очень жаль! — слова слетели с моего языка прежде, чем я смогла его прикусить.
Он замер на миг, но потом совершенно неожиданно усмехнулся:
— Порой я тоже так думаю.
Я невольно сглотнула. В его голосе звучала странная горечь, но он не позволил мне на ней сосредоточится, скользнул взглядом по вырезу моего платья и напомнил:
— Но сегодня я жив. Я здесь. И я требую, чтобы ты разделась.
— Требуй это от своей рыжей подруги, — прорычала я. — Она перед тобой не только разденется, но и ноги раздвинет. А я ни того, ни другого делать не буду!
Какое-то время мы меряли друг друга взглядами. А потом Уваров вдруг отступил.
— Предлагаешь мне нашу первую брачную ночь провести с любовницей?
Я открыла рот, и закрыла его, не зная, что сказать.
— Помни, это твоя идея, — бросил он, обернулся, подхватил из кресла свой телефон и покинул гостиную.
Глава 14
Его холостяцкую спальню в противоположном крыле предусмотрительно трогать не стали. Он запретил. Знал, что оставит большие покои за ней, потому что пускать в свою постель эту змею с ядовитым языком не планировал ни прежде, ни уж тем более сейчас.
Параноик. Она назвала его параноиком.
Так могла рассуждать только глупая, наивная девчонка, понятия не имевшая о том, в каком мире он жил.
Открыто общаться, делиться своими мыслями, соображениями, планами или — ха-ха! — кому-нибудь доверять?
Да это верный пусть в могилу — и для тебя, и для всех, кто тебе дорог.
К слову о доверии. Пока маленькая Канатас строила из себя невинное дитя, ему на телефон приходили доклады. И с каждым новым сообщением желание выбить почву у неё из-под ног лишь увеличивалось.
Он не собирался её донимать. Максимум сопроводил бы до дверей их спальни и отбыл восвояси.
Два бокала шампанского уж точно не толкнули бы его на приказ, от которого невинную овечку едва удар не хватил.
Невинную… как же. Поверить в невинность и чистоту вчерашней бродяжки, непонятно где и с кем якшавшейся все эти годы…
Глеб вошёл в свои покои, достал телефон и перечитал сообщения.
Кроме всего прочего, охране удалось засечь подозрительных личностей, крутившихся среди персонала, обслуживавшего торжество. Крысёнышам удалось смыться, растворившись в толпе, но Астахов, начальник охраны, заверил, что непосредственной угрозы они не несли, но что-то разнюхивали. Приставали с расспросами к официантам.
Пара других оперативных докладов касалась кое-кого из родни со стороны невесты. Ничего, серьёзнее разговоров, отдельные личности себе не позволяли, но с разговоров как раз всё и начинается. Могла ли Канатас что-нибудь знать об этих разговорах? О чём говорила со своей тёткой? Всё это ещё предстояло выяснить.
Глеб назначил встречу с Астаховым на завтрашнее утро — обсудят всё подробно и решат, как действовать дальше.
А сегодня… сегодня у него, мать его, выходной. В честь того, что он повесил себе на шею врага с самым удобным доступом к телу. Если только девчонка захочет, если у неё хватит на это злости и смелости, она без труда доберётся до его глотки.
И Уваровы падут. А его матери, сестре и малышам-племянникам придётся рассчитывать только на тех, кто их сейчас охраняет.
Не самые радужные перспективы, не самые подходящие мысли в день, который обыкновенно считают счастливым.
Глеб отыскал номер в списке.
Пора хоть как-то скрасить остатки «праздничного» вечера.
Его молодая жена посоветовала ему вызвать Марго. Он будет послушным мальчиком.
— Где ты? Дома?
— Дома.
— Собирайся. Жду тебя через час.
— А как же твоя истеричка? Глеб, у тебя же…
— Никаких вопросов. И… надень белое. Надень белое платье.
— Но у меня нет…
— Мне всё равно. Отыщи. Белое. В пол.
В опустевшем поместье стояла непривычная тишина. Она давила на него и в то же время странным образом умиротворяла. Время тянулось, но он не был против — он коротал его со стаканом скотча в руке — не худшая компания, учитывая обстоятельства.
Вечер угас, в спальне сгустилась приятная тьма, дарившая благословенное ощущение оторванности от всего мира.
С охранного пункта позвонили — Марго прибыла.
— Пусть поднимается.
Привычное ощущение предвкушения сегодня отсутствовало.
Не страшно. Ему просто нужно забыться. Сгорать от страсти он как-то и не привык. Для того чтобы чувствовать нечто подобное, наверное, нужно влюбиться или что-то вроде того.
Дверь отворилась. На пороге замаячила фигура в белом.
Умница. Всё же что-то в своём гардеробе нашла.
— Глеб…
— Свет… не включай, — он выбрался из кресла.
Белое платье будто светилось в густой темноте.
— Но я тебя не вижу.
— Молчи.
Сегодня он не хотел, чтобы она говорила. Не хотел видеть её лица. И не хотел размышлять, почему.
Платье было атласным. Скользким на ощупь.
Он обвил её талию. Под пальцами привычные линии и изгибы. Изученные вдоль и поперёк.
Она томно вздыхает, прижимаясь к нему.
Он опускает руки на её упругие ягoдицы. Ожидание привычной вспышки желания почему-то затягивается.
Он поднимает руки, запускает пальцы в её длинные волосы. Отыскивает полные губы. И всё вроде бы так, как и всегда… Всё наверняка, как и всегда… но не работает.
Марго постанывает. Она хочет его. Он это чувствует. Опускает руки вдоль её спины — раздражающе гладкая ткань. Совсем не такая, как…
Эта мысль врывается в мозг раскалённой молнией. И темнота вдруг расцвечивается в беспощадно белый.
Марго замирает, почувствовав перемену.
— Что-то… что-то не так?
А в его голове ещё крутятся, крутятся яркие вспышки-воспоминания. Гибкая талия под его ладонью. Порозовевшая кожа плеч над белоснежным корсажем. Горящий ненавистью взгляд.
Какого…
Его пальцы конвульсивно вжимаются в складки атласного платья, а в голове так и стучит: «Не то, не то, не то».
— Глеб?
Её неожиданный оклик почти заставил его вздрогнуть. Он отступил с непонятным для себя облегчением. Тряхнул головой, пытаясь согнать наваждение.
— Уходи.
— Что?..
— Тебя отвезут. Я… у меня дела. Уходи.
Глава 15
Спала я плохо. Очень надеялась, что мне удастся просто вырубиться после всех треволнений ужасающе длинного дня. Но куда там…
Чертыхаясь и безбожно потея, я кое-как выкарабкалась из своего платья, и всё время перед глазами стоял этот проклятый взгляд, а в ушах звучало властное «Раздевайся».
И я почему-то начинала ещё яростнее дёргать за завязки и ещё сильнее потеть.
До чего же он меня ненавидел. До чего же стремился окончательно растоптать всё, что осталось от моего и без того потрёпанного достоинства.
Можно подумать, я сама не понимала, что мне здесь не место. Можно подумать, я сюда стремилась!
Впрочем, этот опасный сумасшедший как раз в этом, видимо, меня и подозревает.
Наскоро приняв душ и закутавшись в безразмерный махровый халат, я бродила по внутренним комнатам, качая головой и цокая языком — настоящие королевские покои. И как можно жить в этой музейной роскоши? Да на эти интерьеры дышать страшно, не то чтобы тут обитать…
От разглядывания комнат меня отвлёк звук подъехавшего к парадному крыльцу авто. Я подошла к одному из французских окон — створка была приоткрыта, впуская внутрь свежий вечерний воздух.