Я планирую самое безумное решение в жизни… Взять и уехать с двумя сумками в руках и щепоткой надежды. Но именно принятое решение и дает мне силы жить. Новый план заряжает меня энтузиазмом и мне просто некогда о чем-то жалеть.
***
Я знаю, что мне придется поговорить с мужем. С почти бывшим мужем. Знаю, что он будет искать встречи со мной, захочет посмотреть в глаза и переспросить: «значит, это наш ребенок?». Еще я знаю себя, характер, и чувства, которые пока не смогла вытравить. Я не могу быть настолько жестокой с ним, чтобы даже не попрощаться. Я планирую сбежать, но в моих планах нет принципиальной изоляции ребенка от Дамира – пока нет. Если он согласится не мешать, пообещает, что его папаша не будет вмешиваться, возможно…
Все может быть, скажем так.
Не буду загадывать наперед. Просто не могу после позавчерашнего…
Я хочу быть здесь.
Жить сегодня и наслаждаться каждой минутой беременности.
В журналах пишут, что для женщины это «волшебный период», утверждают, что даже внешность меняется, румянец появляется… Я смотрю в маленькое зеркальце на тумбочке возле больничной кровати и вижу бледную напуганную девушку. Вот и все… До чего меня довел Дамир, стараясь угодить папочке? Чем больше проходит времени, тем больше я начинаю злиться на него. Мое лицо сухое, слез больше нет.
В дверь стучат в двенадцать.
Я заканчиваю собирать сумку на выписку, поднимаюсь, ставлю ее на больничное покрывало. Вещей мало, в сумке только сменная одежда, которую занесла мама (кстати, от нее я вдоволь наслушалась, что надо срочно молить Дамира принять меня назад), белье и подарки от Карины.
Дамир входит, и я замираю. У него в руках букет роз.
Огромный букет роз в золотой бумаге.
Розы мои любимые, белоснежные, как первый снег в декабре. Дамир на их фоне кажется черным пятном. Он одет именно так, как я люблю. Джинсовый костюм черного цвета, а под ним белая рубашка.
На его лице нет даже намека на улыбку. Он растерян. И я тоже.
Что-то во мне ломается от такого неожиданного подарка. Я не думала, что когда-то снова увижу его… Таким. Но вслед за этим откровением, за секундами скрытой радости, в душу поселяется старая добрая знакомая, злость. Я все помню. Помню, как Дамир хотел ребенка. Теперь я для него снова ценный экспонат? Из-за беременности. Теперь я девушка, которой стоит дарить цветы? Ведь я рожу ему наследника. Так? Клянусь, если сделает ко мне хотя бы один шаг, я запущу эти розы прямо в его физиономию.
– Привет.
– Здравствуй, Дамир.
Я сажусь на край кровати ближе к окну. Не делаю ни единой попытки забрать букет. После мига острых сомнений, Дамир кладет цветы на соседнюю пустую койку, подходит ко мне, в тишине садится рядом.
Я хочу пересесть, но у себя в голове решаю, что это ребячество.
Пока я думаю, что же делать дальше, Дамир берет и вторгается в мое личное пространство. Одну руку он кладет мне на плечо, а второй обнимает за спину. Прижимает так сильно, что я пару секунд вдохнуть даже не могу. А так хочется… Так хочется наполнить легкие его запахом, ощутить его тепло через все слои одежды. Парадокс, но человек, от которого я всеми правдами и неправдами отстранялась, обволакивает меня спокойствием, которого я уже месяц не ощущала. Из-за того, что мы не виделись так долго, прикосновения кажутся еще острее. Мне даже чудится, что я ощущаю, как бьется его сердце. Или это мое сейчас выпрыгнет из груди от волнения?
– Виталина, – отстраняется он, гипнотизируя меня большими темными глазами. – Даже не знаю, с чего начать…
После наших объятий – да, да, всего лишь объятий – Дамир тоже выглядит растерянным. Не знаю, радует это меня или беспокоит. Я даю ему возможность собраться с силами, и со словами тоже.
– Я не поздравил тебя…
– Ты многого не сделал, когда должен был, – срывается с моего языка. – И много сделал из того, что не должен был.
Он опускает голову. Соглашается.
– Зачем ты пришел?
– Хочу извиниться перед тобой. За… За все, наверное.
– Тебе отец велел извиниться?
Он смотрит на меня шокировано.
– Что, прости?
– А что мне еще думать, Дамир? – повышаю голос я. Встаю и скрещиваю руки на груди. – Ты бросил меня, потому что папочке нужен наследник. Господи, меня это задевает даже больше, чем твоя измена… Вот почему я не сказала, – наставляю на него палец, – потому что знала, что ты поступишь именно так. Придешь и попросишь вернуться к тебе.
– Я не за этим пришел.
Он тоже поднимается на ноги.
Букет на второй койке притягивает взгляд, абсолютно чужеродный предмет.
– А зачем?
– Хотел тебя увидеть.
– Зачем тебе меня видеть? – внутри начинает бурлить гнев. Я вся – как вулкан перед извержением. Но мне нельзя волноваться. Нельзя, черт возьми. Этот человек все еще имеет на меня колоссальное влияние. Пришел, обнял, и я уже не знаю, на какую стенку лезть от изобилия абсолютно разных чувств к нему.
– Виталина, я знаю, что у нас сейчас все очень сложно и запутанно…
– Точнее, мы разводимся. Ты же не забрал заявление, надеюсь? – быстро добавляю.
Между нами пролегает пауза, глубокая как Марианская впадина.
Я с трудом успокаиваю дыхание.
– Я не забирал заявление, – медленно отвечает Дамир. – Но только по той причине, что ты бы этого не захотела.
– А ты уже не хочешь разводиться?
– Я и не хотел.
– Отец посоветовал, – понимающе киваю я, хотя не могу скрыть сарказм.
Господи. Как я могла это пропустить, когда выходила за него? Как Дамир мог допустить такое? Я не думала, что на него кто-то на земле мог иметь настолько сильное влияние. Он не тряпка, не слабак, я видела, каким он мог быть на работе, каким он был, отстаивая наши семейные интересы. Зависимость от отца открывает Дамира с новой стороны, которая мне никогда уже не понравится.
– Давай я скажу, что ты можешь сделать для меня, – собираю я себя в кулак. Потому что этот разговор надо заканчивать. Чем ближе он находится, тем сильнее мне хочется прижаться к нему и попросить, чтобы снова стал моим защитником, чтобы погладил по волосам и сказал: «тебе не нужно никуда бежать, маленькая, я никому не дам вас обидеть».
«В твоих мечтах, Виталина», – отвечает мне внутренний голос.
– Конечно, я слушаю.
– Отпусти меня. Сейчас. Я не буду вынашивать ребенка рядом с тобой и этим ненормальным… Твоим отцом, Алексеем. В постоянном стрессе я не смогу этого сделать, понимаешь? Я перееду в другой город. Не знаю, насколько. Я свяжусь с тобой сама, когда буду готова, мы договорились? – выразительно смотрю на него. – И мы разведемся, Дамир. Я бы, конечно, предпочла, чтобы твой отец не знал о ребенке, но… Вряд ли ты сумеешь ему соврать. Это же не то же самое, что врать своей жене, – криво усмехаюсь ему.
По лицу Дамира пробегает тень.
Он явно шел сюда не за тем, чтобы попрощаться. Не знаю, зачем. До сих пор не знаю, что творится в его голове.
Мне все равно (по крайней мере, я пытаюсь себя в этом убедить).
– Так мы договорились с тобой или нет?
***
Дамир не хочет принимать решения.
На секунду он даже умудряется убедить себя, что не может…
Физически не в состоянии взять и решить в одночасье их с Виталиной судьбу. Дамир не может выбросить из головы свой наибольший страх: что, если она сейчас возьмет сумку, выйдет из палаты и он, возможно, больше никогда ее не увидит?
Дамир уже не знает жену, не в состоянии прогнозировать ее следующий шаг.
Он просто смотрит на Виту, стараясь впитать ее образ в кожу, в мышцы и кости – чтобы она осталась в его теле навсегда. Он жаждет еще одно объятие, жаждет прижаться к его губам, как раньше, опуститься на колени и поцеловать в животик. Он уверен, что она тоже мечтала об этом. Но пока эти картинки проносятся в воспаленном сознании Дамира, ничего не происходит.
Виталина вздыхает, показывая, что устала ждать. Снова не оправдать ее ожиданий – на это он неспособен. Если ей нужно вынашивать ребенка вдали от него, так тому и быть. Дамир бросает взгляд на букет, который Виталина определенно не собирается забирать с собой. И на это она тоже имеет полное право. Он должен благодарить жену за то, что вообще разговаривает с ним после случившегося.