И вот я стою на вокзале, как осина на ветру. Ветер треплет волосы, залезает под куртку, хватает за руки.
Я знаю, что Андрея не спутаю ни с кем. Я видела его фотографии — Аня часто показывает свою семью. Для неё они всё. И мама, и папа, и братья. Андрей — особенно. Они им гордятся. И не зря. Уникально-гениальный сукин сын. Я даже немножко восхищаюсь им.
Поезд прибыл точно по расписанию. Я отсчитывала вагоны, потом поняла, что состав протянуло вперёд, а я осталась безнадежно позади. Бежать вслед не стала, но шла в направлении вагонов и всматривалась в лица.
— Маша? — я всё же его пропустила. Наверное, досада отразилась на моём лице, но Сотников, кажется, был настолько оглушён, что стоял столбом и пялился, будто я какое-то потерянное и внезапно нашедшееся чудо света.
— Узнал? — улыбнулась я ему на все тридцать два зуба. Так, что даже щёки заболели от старательности.
— Тебя невозможно не узнать, — протянул он руку и, словно во сне, коснулся моих волос.
Хмурое небо поздней осени плавилось, колыхалось, гнало сизые облака.
Я чувствовала его пальцы. Это ожог четвёртой степени. Пепелище, которое должно бы навсегда забыть, что когда-то было костром. Но вот оно ожило, заиграло красками, вспыхнуло, рассыпало искры, что и жалили, и грели.
На какой-то жалкий миг я прикрыла глаза, потому что поддалась этой почти невесомой ласке. Вдохнула воздух, что пах Андреем. Не надышаться. Не вдохнуть глубже, потому что он как яд по венам — быстрый, жестокий, яростный.
А потом его губы нашли мои — и словно стоп-кран сорвало. Будто и не было этих семи лет. Словно мы расстались вчера.
Мир сузился до нас двоих. И ни вокзал, ни толпа людей, что текли рекой по перрону, не могли нас рассоединить — так мы сплелись руками, так соединились губами.
Ничего не изменилось за семь лет. Но в тот миг я об этом не думала: пыталась напиться, как умирающий в пустыне. Пыталась запомнить, впечатать, запечатлеть… Чтобы осталось хоть что-то, когда он развеется, как дым, оставив горечь, пустоту, боль…
Глава 2
— Машка…
Он будто удивлён, ошарашен, в себя прийти не может. И глаза такие радостные-радостные. Большим пальцем трогает мои губы, словно не верит, как будто я могу исчезнуть, раствориться в воздухе.
Как бы себя с асфальта соскрести-то… А то от меня даже лужи не осталось — пар сплошной…
— Ну, а кто ж ещё, Сотников? — не знаю, как снова удалось улыбнуться. — Не привидение, не бойся. Поехали? Аня не смогла встретить тебя, попросила, чтобы я.
Он всё ещё стоял столбом и пялился. Я вздохнула и взяла его за руку.
Ошибка. Ток по оголённым нервам. Снова ожог. Удар молнии. Но можно делать вид, что ничего не происходит.
Я тяну его за собой. Он идёт, как бычок привязанный, за верёвочкой. Послушный такой, милый, мишка мой плюшевый.
Я знаю: Андрей не такой. Но иногда… и это снова окунает меня в прошлое с головой, возвращает назад, делает меня счастливой и воздушной, как разноцветный шарик, наполненный гелием.
— А Аня?.. — спрашивает он, как только мы садимся в машину.
— Работает. Как только сможет — приедет. А я тебя чаем напою. Если захочешь. Поболтаем. Если захочешь.
Сотников не хотел. Молчал всю дорогу. Барабанил пальцами по дверце. Смотрел в окно и немного хмурился.
Я не стала лезть к нему с разговорами. В таком состоянии его лучше не трогать — ушёл в себя, замкнулся и ключ выкинул. Можно не стараться — не услышит, а то и огрызнётся.
Больше всего на свете я не хотела цапаться с Сотниковым. Не сейчас. Не сегодня. Не то настроение от встречи.
Я, наверное, ждала чего угодно, только не то, что случилось на перроне.
Его глаза. Его поцелуй. Его удивление. Спрятала внутри, как скряга. Сердце грозилось выскочить наружу, а в душе цвели розы — яркие, разноцветные, живые.
Это было лучшее, что случилось со мной за семь лет. Я могла бы этого никогда не дождаться, но радовалась тому, что случай подарил именно вот такую встречу с Андреем. Хотя, наверное, безопаснее было бы принять его равнодушие. Тогда бы не рождалось ложных надежд.
А так… они грозились воскреснуть и поверить. Но взрослая часть меня помнила: он не мой, он чужой, у него невеста. Часть меня, раненой и уязвлённой, знала, почему я семь лет назад уехала в никуда, оставив позади разбитое сердце.
— Приехали, — снова подарила я Сотникову улыбку, — пойдём, буду тебя развлекать.
— Да-да, конечно, — сверкнул он глазами. И что-то такое хищно-опасное промелькнуло в них, но я слишком была погружена в себя, чтобы заметить, понять, насторожиться.
— Ну, вот здесь я живу, — открыла дверь ключом, — проходи, — посторонилась, чтобы впустить Андрея внутрь.