- Мама, это твоя жизнь и что с ней делать решать тебе, - сказала я.
- Черт попутал, дочка. Как какое-то наваждение с Ромкой этим. Ожила с ним, веришь? А он… Сказал, что решил к жене вернуться. Мол, одумался. Семья у них, дети, вместе двадцать лет. Видишь, дочка, все они возвращаются.
- Мам, ты что… С женатым мужчиной жила? - казалось кусок торта застрял в горле.
- Жила, Тань! Давай, суди меня! - крикнула мама, - Что с женатым жила и что дочь родную выгнала из дому! Суди, я готова!
Я закрыла лицо руками. Это какой-то сюрреалистический кошмар. Мама сама была обманутой женой. И теперь что? Сама поступила так же, как поступили когда-то с ней? Такое бывает вообще?
- Хотя меня бог вон уже покарал! Не нужна я ему. Сказал, ошибкой была…, - мама вытерла слезы и шмыгнула носом, - И вот, снова я одна. Одна-одинешенька, хоть волком вой. Никому ненужная. Во-о-от с такой дырой в сердце. Ромка ее заполнил, залечил, а потом опять… Иди сюда, Танька! Обними мамку свою…
Обнимала меня мама редко. За двадцать семь лет чуть ли не на пальцах пересчитать можно, сколько раз. И сейчас от этого ее жеста, от знакомого запаха духов, которым она не изменяла много лет, возникло какое-то напряжение в теле. Такое бывает, когда ты вынужден что-то терпеть против своей воли.
Я поспешила отстраниться. Снова села за стол напротив. Рот наполнился горечью. Даже вроде бы затошнило. Я поняла, что не смогу проглотить больше ни крошки.
- Танька, возвращайся домой, а? Не дело женщине одной жить, по чужим углам скитаться. Да и деньги это какие! Зачем их чужим людям отдавать за то, что никогда твоим-то и не будет? Я тебе готовить буду, стирать. А ты сможешь отдыхать после работы больше. Ничего, проживем. Вместе-то попроще будет… А то у меня вон, у самой, веришь, последняя сотня в кошельке. Платежки пришли - чем платить, скажите мне на милость?
Я где-то то ли слышала, то ли читала, что люди иногда выживают после удара молнии. Сейчас, после маминых слов, а точнее от понимания, пришедшего после них, у меня возникло как раз такое ощущение. Что меня ударило молнией, но я выжила.
Когда мама позвонила, я решила, что она одумалась. Всякое бывает, все ошибаются даже фатально. Это моя мать. Как бы там ни было, она дала мне жизнь, вырастила меня, научила всему. Как я могу хотя бы не попробовать простить ее? Единственного родного для себя человека на всем белом свете.
А оказалось вот что. Ей просто стало не на что жить и она вспомнила обо мне. Потому, что я не откажу. Точно не откажу даже несмотря на ее поступок. Несмотря на то, что она не просто не поддержала меня после измены мужа и потери ребенка, а еще и выгнала на улицу. Не откажу. Она меня воспитала так. Что не откажу.
Я вышла из-за стола. Прошла в прихожую, где лежала моя сумка. Достала из нее бумажник, а из него выгребла всю наличку, какая была.
- Вот, - положила на стол перед мамой, - это все, что у меня есть. Хватит на коммуналку, да и на продукты.
- Таня, не надо, - затараторила мама, - ты что? Ты не так поняла меня. Думаешь, я за этим? Из-за денег! Да как ты можешь так думать о родной матери? Я ошиблась, да! Обидела тебя! Ну прости ты меня! Прости-и-и-и! Хочешь, я на колени стану? Хочешь?
Лет в пятнадцать мне начинало становиться все больше неуютно в собственном доме. Чем старше я становилась, тем больше это ощущение усиливалось. Сглаживал его только папа. Он поддерживал мое желание выучиться на экономиста, чтоб “стать начальником, как папа”. С детства глядя на него, бывая на его работе, я хотела стать, как он. Это желание повзрослело вместе со мной, трансформировалось в хорошие оценки и отличные знания, в стремление поступить в престижный ВУЗ - самой поступить, без помощи. Мама с бабушкой осуждали, а папа поддерживал. Помогал во всем. Во всем, кроме, свиданий с “неподходящими” кавалерами, но это меркло на фоне остального.
После того, как папы не стало, родной дом стал окончательно неуютным, давящим. А сейчас казалось, что его стены просто сдвинутся и раздавят меня между собой. Воздуха не хватало. За то хватало решимости. Впервые в жизни ее хватало. Признать очевидное. Сказать об этом.
- Мам, прекрати этот спектакль, ладно? Возьми эти деньги, оплати счета. А дальше присылай мне платежки, буду оплачивать. И на продукты буду давать сколько смогу. Немного. У меня нет больше возможности полностью тебя содержать. Да и… Тебе только сорок семь лет. Ты еще молодая. Найди работу…
- Да как ты смеешь? Родной матери копейки на кусок хлеба жалко? Я тебя вырастила, я тебе всю жизнь свою отдала, а ты… Неблагодарная! Неблагодарная эгоистка! Да если бы не я, в жизни бы ты себе такого, как Саша не нашла. И то удержать не сумела. Родить даже не смогла…
Кухня завертелась перед глазами. Не знаю как, но я сумела добрести до прихожей, сунуть ноги в туфли, прихватить сумку и тренч и выйти за дверь под мамин крик. Выйти за дверь понимая, что больше в нее не войду.
Какая-то часть меня протестовала против этого. Против того, чтоб взять и уйти сейчас, оставив маму одну в слезах. Против того, чтоб перестать ее содержать, как делала это все годы брака, ведь папа вышел на пенсию и в принципе из-за здоровья не мог больше работать. Это же мама! Как она будет жить на копейки? Если бы я переехала к ней, то…
Но другая моя часть напоминала о том, как мама поступила со мной. О том, что она банально использовала меня. О том, как выгнала меня за дверь. О том, что не вернись этот ее Рома в семью, она бы не позвонила мне.
Маме только сорок семь лет. Она еще молодая и здоровая женщина. Она может найти себе работу. Любую, на какую согласятся принять. Уборщицей. Кассиром. Я была на такое готова, когда Саша и она выгнали меня на улицу. Я на такое готова и сейчас. И, учитывая необходимость оплачивать ее счета и давать хоть какие-то деньги на продукты буду вынуждена найти еще одну работу. Иначе не хватит на аренду жилья.. Все, что я могу для мамы - я делаю, хоть и не должна по сути… Но большего я просто не могу. Большего я уж точно не должна. И на этом все.
*******
Утро моего двадцать седьмого Дня рождения было солнечным и ясным. С кровати я вставала со счастливой улыбкой. Новый год моей жизни. Моя новая жизнь. Разве это не замечательно?
Мышцы после тренировки нещадно болели. Настолько, что вставала я как старая бабушка. Но даже эта боль была приятной. Потому, что весы в спортивном зале показывали минус полтора килограмма. И это всего лишь за пять дней. Олег говорит, что легкие жиры уходят быстро и что эта “лафа” скоро закончится. Ну и что? Главное, что она началась.
За эти полтора месяца я потеряла семь килограммов. Стресс, много работы. И теперь одежда сидела свободнее и даже дышать стало легче.
Я уложила волосы, накрасилась. Полезла в шкаф. Там из “особенного” только то платье, в котором я ходила на собеседование. Ну и что с того? Особенно учитывая то, что сидит оно лучше, чем когда я надевала его в прошлый раз.
Позавтракав овсянкой, я надела туфли на каблуках и тренч и вышла на залитую солнцем улицу. Прогулка на каблуках та еще задача, а уж целый рабочий день на них так вообще, особенно с учетом боли в мышцах, но ничего, потерплю. Красота требует жертв.
Зайдя в супермаркет, выбрала торт для коллег и направилась на кассу.
- На вашей карте не хватает средств, - сказала кассир.
Я почувствовала как вся кровь бросилась мне в лицо. Позор-то какой. Хорошо, что утро и других покупателей нет.
Я полезла в кошелек за наличкой. Вспомнила, что всю отдала маме…
Денег нет. Все. Точка.
И тут словно манна небесная. Кредитка! Так как мне сделана карта и я официально в штате, то она у меня есть. Выудив ее из кошелька, протянула кассиру. Платеж прошел и я, успокоенная, побежала на работу. Включился телефон. Звонила Юля.
- С Днем Рожде-е-е-ения! С новым годом твоей новой жизни! Пусть она будет яркой и счастливой, дорогая!
- Спасибо, Юлечка.
- В девять вечера жду тебя в одном крутом месте. Макияж поярче, каблуки повыше, отказы не принимаются.