Стас продолжал «быковать», но бокал взял. Отпил немного: Лучше бы виски налил.
Буркнул Стасик.
— Сам возьми, виски в холодильнике стоят, — бросил ему Боря, он остановился у окна и смотрел сейчас на двор, где сновали люди. — Закуску захвати из холодильника.
Стас пошуршал в холодильнике, позади Бори забрякали тарелки, запахло едой. Боря не привык сам накрывать на стол, да и не проверял, есть ли что-то в наличие из съестного, раньше все делала Диана. Теперь он чувствовал себя, как без рук. И ему еще сильнее захотелось все вернуть назад. Но фарш обратно в мясорубку не втолкнешь.
— Стас, чего делать то будем? — тихо проскулил Боря и взъерошил свои волосы.
— Давай думать, сумма конечно большая, если Цыпа узнает о проблеме и заставит все вернуть еще и с процентами, то мы с тобой в жопе. Но ведь он может и не узнать.
— Как? Как нам это сделать?
— Надо еще раз поговорить с твоей женой, купи ей цацку, пади к ногам, че там бабы любят?
— Это не про Диану, она кремень баба.
— Вот ведь говорил тебе, женись на моей двоюродной сеструхе. Она из нищих кварталов, за хорошую жизнь бы тебе ноги мыла, в рот заглядывала. А ты…
— Стасик, деньги идут к деньгам, такая есть пословица.
Боря вспомнил сестру Стаса и его передернула. Мало того, что девушка была, мягко говоря, не сильно симпатичная, так еще коротконогая, толстоватая, с ужасной фигурой. И характер у девки был мерзкий, от нее вешался ее нынешний муж. Уж нашел Стасик кого ему в жены сулить.
— Боря, а много денег у ее мамаши? — вдруг заинтересовался Стас.
— Ну, Марина Иосифовна первый раз была замужем за поляком, он в наследство оставил им с Дианочкой ляма полтора зеленых. Немного по нынешним временам. А вот второй ее муж был предприниматель из Израиля, Соломон Гольдберг, вот тот точно ей хорошо оставил, у нее вилла у Средиземного моря, дом здесь, и, наверное, с десяток лямов зеленых на счетах. А может и больше.
— Так может с тёщей замутить многоходовку? — с интересом посмотрел на Борю Стасик. — Придумать какой-нибудь сюжет, выманить денежку, нам то и надо ляма два зеленых.
— Ты шо? Меня тут родня Гольдберга по полю раскатает, там знаешь, какие акулы.
— Так мы не про тебя сюжетик придумаем, а про жену твою дурочку.
— Про жену? А что про нее придумать можно, она же кроме тряпок ничего не покупает.
— Оставь это мне.
— Ой, ссыкотно мне, Стасик.
— А ты не ссы!
И тут раздался звонок в двери. Друзья переглянулись и вместе пошли открывать. На пороге стоял Цыпа с двумя братанами.
Если бы вы встретили Цыпу на улице, то подумали: Обычный мужик, ничего особенного, ну наколки на пальцах, ну крест во все пузо, кого этим удивишь. И только единицы действительно знали, кто такой Цыпа. И те, кто знали, те боялись его и уважали.
— Чё с мордами, — прохрипел Цыпа, говорят его в тюрьме пытались задушить, не получилось, но с тех пор его голос хриплый и тихий, но даже такой наводил страх. И сейчас у Стаса с Борей по спине побежали ручейки пота.
— Ничё, так подрались по пьяни, — съежился Боря.
— Говорят, у вас, мужики, проблемы какие-то нарисовались, — Цыпа прошёл по кухне и сел на табурет.
— Не, все хорошо Цыпа, — попытался заверить его Стас.
— Хорошо, если хорошо, как у нас с долгом? — с хрипотцой спросил Цыпа.
— Придерживаемся графика платежей, мы же первую часть долга уже вернули, — живо начал Стас.
— Вы мне не долг вернули, а проценты оплатили, — оборвал его Цыпа. — Должок остается за вами. Так что, жду денежку, как и договаривались.
Цыпа встал, плеснул себе коньяка, выпил, закусил нарезкой колбасы и молча вышел. Два бугая последовали за ним.
— У нас нет выхода, кто-т о уже насвистел про проблемы, — Стас развернулся к Боре. — Давай трясти твою тёщу.
Глава 9
В своем громадном особняке, расположенном рядом с Булонским лесом, умирал Лев Заславский. Врачи давно уже не скрывали от него его диагноз. Да и зачем вселять надежду в смертельно больного человека.
Ему сказали о том, что он смертельно болен еще два года назад. Что дни его сочтены — полгод тому назад, но он упрямо продолжал жить. У него была цель: разыскать своих ближайших родственников.
Так уж получилось, что его мать Марыся Заславская оказалась вдали от дома в лихую годину, как раз перед началом второй мировой войны. Вместе со своими бездетными родственниками тетей Агнессой и дядей Богданом они уехали в путешествие, как раз только наступил злополучный тридцать девятый год. Марясе тогда было всего четырнадцать. Отъезд из Польши спас им жизнь. Останься бы они в Кракове, то не избежали бы концлагеря. Почти вся их родня сгинула в Освенциме, ведь в их жилах была четверть еврейской крови.