— Волков, вот какого рожна вам тут надо было? Вы моего дизайнера до обморока довели, — Диана встала перед Волковым, сложив руки на груди, и, постукивая ножкой по полу, сверлила его злым взглядом.
Волков отвлекся на Диану, и шакалы во главе с Цыпой тихо ретировались с поля боя.
— Дианочка, вы убежали так быстро, что мы с вами не договорили, — примирительно начал Волков.
— И о чем это таком мы с вами не договорили. Владимир, вам не кажется, что в моей жизни вас стало как-то много?
— Дианочка, если бы не я, …вы же умудряетесь вляпаться в очередное дерьмо…
— Спасибо вам за помощь, я вам очень признательно, но дальше я как-нибудь сама, — Диана вздернула хорошенький носик.
— Диана, ответьте мне на один вопрос, — вдруг примирительно, ласково сказал Волков.
— Какой?
— Диана, ты Савицкая по мужу?
— Блин, и вам что-то от меня нужно, как же вы все мне надоели, — взорвалась Диана.
— Диана, просто скажите «да» или «нет».
— Да пошли вы в задницу, Владимир, ничего я вам не скажу.
— Ваш папа был Лев Савицкий, — не унимался Владимир.
— Все! Кончилось мое терпение, убирайтесь! — рявкнула на него Диана, указывая пальчиком на дверь.
Волков постоял немного, растерянно смотря на разъяренную женщину, но кивнул головой на прощание и вышел. Никогда ни одна девка не отбривала его так, он вдруг понял, что эта девушка особая. И Волкову не хотелось портить сейчас с ней отношения.
— Пройдет. Перебесится. Сейчас она не в духе, про себя бормотал Волков. Он шёл широким шагом к своей машине, когда услышал позади скулеж. Так скулил щенок, который остался без мамки. Волков притормозил и обернулся.
На скамейке у одного из подъездов сидел муж Дианы. Полноватый мужчина с уже наметившейся лысиной был сильно избит. На его лице явственно проступили застарелые синяки и свежие ссадины, нанесенные ему только что, все это разнообразие увечий отливало фиолетовым, красным и зеленым цветом, раскрашивая его лицо в своеобразную маску. Рукав довольно дорогого пальто был оторван, руки покрывали ссадины. Он был давно не брит, и выглядел как бомжующий интеллигент.
— Как вас зовут? — подошёл к нему Владимир.
— Чего тебе мужик? — огрызнулся тот.
— Я спросил, как тебя зовут, представься, — Владимир буравил его взглядом.
— Борис Маркович, — всхлипнул Боря. — Она меня не простит.
— Фамилия твоя? — настаивал Владимир.
— Фридман, — Боря опять всхлипнул. — У тебя чего? Роман с ней?
— Борис Маркович, я просто помог вашей жене разрулить ситуацию, в которую она попала из-за вас, — бросил ему Владимир. — А теперь помогу ей быстро с вами развестись.
— Не лезь ни в свое дело, — Боря подпрыгнул на скамейке, подлетел к Волкову и сжал кулаки. — Не лезь, ты не имеешь права вмешиваться в наши отношения.
— Касаются, вот теперь касаются, — спокойно ответил ему Волков, развернулся и ушёл.
А Борис так и остался стоять посередь двора со сжатыми кулачками, избитый, грязный, потерявший в один миг все.
Глава 17
За несколько дней до этих событий…
— Боря, ты мужчина, твоя Диана должна тебе подчиняться, — вещала мать Бори, она недавно вернулась с курорта на Мальдивах, загорелая и довольная, аки кошка, которую коты во все щели имели. — Всеми деньгами должен распоряжаться муж. Жене ты должен выделять на продукты и мелочевку. Большие покупки она не имеет права без тебя делать.
Боря сидел за столом, попивая коньяк, и кивал в такт матери, посмеиваясь в душе над ее речами. Сама бы она устроила скандал, вылила бы не одно ведро дерьма на голову, если бы в ее кошелек полез муж. Но у Марианны Авозян не было мужа, его отец умер, а больше Марианну никто замуж не звал. Она конечно до сих пор была женщиной красивой. Пластическую хирургию и косметологию никто не отменял. Но характер его мать имела такой, что не каждый мужчина его мог выдержать. И Боря знал почти наверняка, что продержись его отец хотя бы год, не засунь он свой член в Марианну, то вряд ли он на ней женился бы. Потому что характер она начала проявлять с юности, Марианна была еще той стервой.
— Ты упустил момент, когда еще мог воспитывать жену, теперь воздействовать на нее надо жестче, — Марианна ходила перед ним туда-сюда, мельтешила, и Бори заболела голова.
— Сядь, мать, не мельтеши, я думаю, — Боря устало провел ладонями по лицу, в глазах рябило, сильно стучало в висках, во рту, словно кошки насрали.
— Я вот что думаю, — слово взял Стас. — Надо ее в глазах родственников раскатать.