Глава 31
Возвращаюсь домой, застав на месте только мать.
— Где отец?
— Уехал на работу. А как твои успехи?
— Кое-что нашел, но заступать только через две недели. Мне бы еще какую-нибудь работенку.
— Тетя Люба говорила, что ей на склад человек нужен, — мать мнется, — но там работа тяжелая — ящики таскать, мешки.… Даже и не знаю, подойдет ли тебе такое?
А мне что? Гордость — давно забытое чувство. Любая работа сойдет, лишь бы занять руки и голову.
— Звони Любе, — соглашаюсь.
После получасовой беседы мама наконец-то сообщает:
— Готовы тебя взять. Тёть Люба поручилась, ты уж не подведи, Владюш!
— Понял.
Сбегаю к себе в комнату, где прячусь до самого ужина. За время отсидки отвык от нормального общения: сторонюсь отца и мать, пытаюсь свести все контакты к минимуму. А душа внутри — будто коркой взялась. И хочется быть нормальным, как все. И не получается. Может, время нужно, а может — потерян для общества навсегда.… Отброс!
За ужином мать поднимает неприятную тему. И чего ей все неймется?
— Влад, а ты со Светой пообщаться не хочешь? Все-таки столько лет прошло, узнать — как она там. Мне писать ей неудобно, а ведь невестка. Хоть и бывшая.
Я чуть котлетой не подавился.
— Мам, ты чего? — даже вилку отложил. Смотрю на родительницу и не понимаю: я пока срок на зоне мотал, земля часом не сместилась с орбиты??
— А что? Может, она одна. И уж позабыла все. Попробовал бы семью восстановить. Или так и будешь век коротать — бобыль бобылем?!
— Мама!!! Ты совсем связь с реальностью потеряла? Света, еще до всех событий, нашла себя хоря. У всех под носом! На работе шашни крутила! Но на это я еще мог бы закрыть глаза и простить. Но то, что она плела в суде — не лезет ни в какие рамки. Именно ее показания стали решающими. Света меня посадила. Украла двенадцать лет моей жизни! Убила меня, понимаешь?!! — швыряю в приступе неконтролируемого гнева тарелку об стену. Все, что носил глубоко в себе — прорвалось наружу. Никто не знает правды, кроме меня. Даже родители. Ради их безопасности — я промолчал, когда сыпались обвинения. А Светка…. Бог ей судья! Хотя руки чешутся придушить эту лживую дрянь за тонкую шейку!
— Владичка, я же не знала, — мама смаргивает слезы, и бросается собирать осколки. Запал спадает так же внезапно, как возник.
— Я сам, — отбираю у нее совок и веник. — Прости, мам. Но о Свете не спрашивай больше.
— Сынок, ты… гхм… говори, если что надо. Деньги, или звонок кому. Я подниму старые связи, — бормочет отец, стирая скупые мужские слезы. Черт! Не хотел я, чтобы вот так! Своих стариков беспокоить… Они-то этого не заслужили. Дерьмовый я сын, как показывает жизнь. Но постараюсь это исправить. Чтоб на склоне лет им не пришлось за меня краснеть!
— Спасибо, бать. Я сам разрулю. Мамка с работой подсуетилась, и я кое-что нашел. Прорвемся. И простите за ужин, — ухожу к себе. Но, по сути — сбегаю. От взглядов, жалости, сожаления… Тяжело видеть разочарование в глазах предков.
Лежа на кровати, прокручиваю в голове тот самый день. Все пошло не по плану. Сначала Таня оказалась в больнице. Вся в порезах, спина — исполосована. Как увидел, кровь в жилах закипела. Сам хотел порезать Юрца на мелкие лоскутки. А тут звонок от клиента: пора отдавать должок или мы к родителям домой нагрянем. По рукам и ногам опутали, уроды!
Были у меня догадки, что Юра не из воздуха денежки делает, и запас определенно у него есть. Кто только дернул за язык сказать об этом моему «клиенту»?! Прислал головореза в помощь посреди ночи. Еле уговорил его не заходить в дом. А там Танюшка — мечется на простынях в жаре.
Оставил ее, дом закрыл, и поехал к любовнику жены — трусить бабло, как выразился «помощничек». Вытрусили. Вместе с жизнью.
Прикрываю веки. Господи, почему все так обернулось? Ни денег не увидел, ни счастья… Сел за чужой косяк. Я к Юре и не притрагивался. Только присутствовал. По сути — соучастие. А сел как исполнитель!
Двенадцать лет. Огромный отрезок жизни, как ни крути. Самый сок упустил, всю молодость. А что дальше? Медленное увядание. Одиночество. Такое отчаянное, что иногда мысли посещают: а может, ну его? Такую жизнь?
Но что-то во мне противится, отметает эту идею. Трусость? Нет. Вера в лучшее? Нет, давно этим не страдаю. Наверное, чертов инстинкт самосохранения не дает покоя. Гонит в шею, заставляет переставлять ноги. И я иду, гребу против течения. Жизнь бьет, а я снова встаю. Оптимист хренов!
Глава 32
Первый рабочий день проходит нормально. Если не брать во внимание запахи и усталость в мышцах. Разгружать фуры с рыбой и мясом оказывается совершенно не весело, а еще — монотонно и нудно.
Но в конце смены в мой карман перекочевывает тысяча рублей, и я чувствую себя немного счастливее. Первые честно заработанные деньги в моей нынешней жизни!
Покупаю немного продуктов домой и всякие нужные мелочи, вроде бритвы и шампуня. Стоя на кассе, снова вижу ее! Таня опять пришла в этот же магазин! Неужели она живет где-то поблизости?
В этот раз она одна, и я немного сожалею, что мальчик не с ней. Хотелось бы еще взглянуть на него вблизи.
Хочется плюнуть на покупки, которые уже лежат на ленте, на усталость в мышцах и вообще весь мир. Подбежать к ней, обнять. Снова почувствовать ее приятный аромат: смесь парфюма и личного запаха.
Вместо этого я заставляю себя отвернуться, накинув капюшон на голову. Она не должна меня видеть таким. Еще и рыбой от меня несет за версту!
Как назло, она становится сразу за мной, выкладывая товар из корзины. Простой каждодневный набор: хлеб, какие-то сосиски, конфеты, апельсины.
— Позволите? — обращается она ко мне, пытаясь пристроить пустую корзинку под кассой.
— Конечно, — отступаю на шаг, не поворачивая головы. Но она все-таки узнает по голосу, резко разгибаясь.
— Владислав?!
Не знаю чего больше в ее тоне — удивления? Испуга, или быть может — раздражения?
— Привет, — отвечаю. Как много раз я представлял себе этот момент. И все идет не так, как в моих фантазиях.
— Я видела тебя на днях, — произносит уже спокойнее.
— И я тебя, с парнишкой, — не стоило, наверное, этого говорить, так как от Тани прилетает холодный и резкий ответ.
— Да, это мой сын! — и взглядом пронизывает, как стальным прутом. Чтобы у меня даже не появилось желания спрашивать, а мой ли? А язык и без того прилип к гортани, смотрю на нее и не нахожусь, что еще сказать. Таня нервно поправляет сумку на плече и проскальзывает взглядом по моим кистям. Становится стыдно за исписанные татуировкой костяшки.
Прячу руки в карманы и не знаю, как завершить этот мучительный для обоих диалог ни о чем. Меня спасает кассирша.
— С вас — одна тысяча триста сорок четыре. Карта или наличка?
Меня бросает в пот. Когда цены успели так вырасти?? Со всей мелочью у меня набирается тысяча двести. Мне не хватает каких-то сто рублей!
— Уберите шампунь, — говорю женщине, и она зовет охрану. Все эти манипуляции происходят под внимательным Таниным взглядом. И я уже сотню раз пожалел, что вообще пришел именно сюда за покупками!
— Может, мне доплатить? — предлагает она, делая еще хуже.
— Не нужно, — отвечаю максимально спокойно, но получается грубовато.
— Как знаешь, — пожимает плечами. Только бы не обиделась на меня! Я-то не со зла, точнее, я очень зол, но на себя, не на нее!
— Удачи! — говорю первое, что пришло в голову. И ухожу спешно, точнее сбегаю.
Во рту пересохло, а легкие — горят в огне. До дрожи в руках хочется закурить, после такой моральной встряски. Но это пришлось бы остановиться недалеко от входа в супермаркет. Поэтому я спешу прочь, низко опустив голову и стараясь поскорее слиться с прохожими.
Зона, с ее вертухаями, законами и правилами, не пугала меня так, как эта пятиминутная встреча. Оказалось, что я к ней абсолютно не готов. Это же надо так опозориться! Теперь Таня знает, что я ко всему прочему — нищеброд и бомж, которому не хватило денег на бутылку шампуня!