— Я помню, с каким лицом твоя жена недавно выскакивала из твоего кабинета. Ничего перед собой не видела. И сегодня, Егор. Это не лицо овечки, покорно ждущей заклания.
— Я никогда и не утверждал, что женился на овечке, — скривился Егор.
— Ну да, — брат с задумчивым видом покрутил поставленный на подлокотник стакан. — Я помню, что ты мне говорил. Она тебе продалась в обмен на лечение сына. Вернулась к тебе на всё готовое. Кажется, что-то в таком вот духе. Но тебе грех жаловаться, Егор. Твои исследования и новый метод лечения подняли статус твоих клиник на заоблачный уровень. Так считай, что вы квиты. Это как минимум. Но не играй в бога. Это чревато.
— Почему бы и не поиграть?
— Потому что ты не бог, — с нажимом ответил Алекс. — Ты человек. А человеку свойственно ошибаться. Ты считаешь, она оступилась, когда тебе предпочла своего первого мужа. Однажды ты тоже оступишься. И кто знает, не будет ли твоя ошибка серьёзнее, чем её.
— Серьёзнее? А с чего ты так решил?
— С того, что ты не замечаешь очевидного. Твоя жена уже не та женщина, которая вышла за тебя замуж. Кажется, ты талантлив не только в медицине. Кажется, в тебе есть дар воспитывать из меркантильных сучек заботливых матерей и сильных женщин.
Глава 17
— Елена Павловна, подскажите, с кем я могу проконсультироваться по поводу Лёшкиного лечения?
Заведующая отделением приподняла брови. А я ощущала себя просительницей, требующей едва ли не сверхсекретную информацию.
— Вы, бога ради, извините, Нина Евгеньевна, но вопрос очень уж неожиданный.
— Почему? — я заёрзала от волнения.
— Да потому что вам незачем его мне адресовать. Вы же всё у мужа узнать можете. Из первых рук.
Всё верно. До недавнего времени мне и не подумалось бы пускаться в обход — уж так все вокруг молились на Егора и его методы. А я безоговорочно верила мужу.
Да и как могло быть по-другому?
Когда он снова вошёл в мою жизнь, я была замотанной одинокой матерью, занятой выживанием, а не поисками нового мужа. Егор вернул мне веру в любовь. А когда заболел Лёшка и выяснилось, что это не обычная аллергия, именно Егор пришёл мне на помощь. Другие врачи-иммунологи лишь руками в нашем случае разводили…
Но жизнь не стояла на месте.
Всё менялось — быстро и неотвратимо. И то, что ещё вчера казалось мне невозможным, сегодня становилось реальностью.
Материнское сердце требовало действовать без оглядки на чужие мнения и разговоры.
И сердце это было сейчас не на месте. Я всё отчётливее понимала, что не могу доверять мужу на все сто процентов.
— Елена Павловна, — я сжала ручки лежавшей у меня на коленях сумки, — я к вам обратилась, потому что Егора сейчас не достать. Готовится к конференции. Вечно где-нибудь пропадает, понимаете…
— А-а-а, верно, — завотделением закивала, только сейчас припомнив, что у главного дел невпроворот. — Ну… я немного могу вам сказать. Только что результаты хорошие. Лечение идёт планово. Сын ваш под круглосуточным наблюдением, но это вы и так знаете. Показатели настраивают на оптимизм. На время новогодних праздников предполагается перерыв.
— Перерыв?..
Не припомню, чтобы Егор об этом упоминал.
— Да. Есть основания предполагать, что постепенно организм начнёт справляться без препаратов. Но всё на контроле. Если симптомы вернутся, оперативно среагируем.
А я успела обрадоваться, что перерыв предполагал самое важное — Лёшку отпустят домой на каникулы.
— Боюсь, в этом году не получится, — покачала головой Елена Павловна. — режим строгого наблюдения никто не отменял.
Больше ничего ценного я вытрясти из неё не смогла, но пока брела в палату сына, точно поняла — время бездействия закончилось.
Я выполню этот чёртов заказ, сдеру с Муратова-старшего солидную сумму, а пока разошлю запросы в прочие клиники. Попытаю счастья.
Потому что слова Синицыной о сыне и пациенте так и не шли у меня из головы. Ведь Егор просто от них отмахнулся!
Пусть в своё время консультации в других клиниках ничего не дали, но время идёт.
Буду искать снова. На стороне. Может, с тех пор появились новые методы?..
Мне нужно лишь запросить все необходимые документы о Лёшкином лечении и состоянии.
Быстрее бы уж этот Новый год миновал…
И мысли мои были заняты только этим, даже когда мы с Лёшкой гуляли по коридору, и он мне рассказывал, как в отделение к ним приходила целая команда аниматоров.
Сын восторженно щебетал о представлении, а я рассеянно кивала и вынырнула из своих невесёлых мыслей лишь когда он замолчал и с кем-то вдруг поздоровался.
Я подняла взгляд.
Передо мной стоял совершенно непонятно как очутившийся здесь Алекс Муратов.
Он с высоты своего роста взирал на нас с сыном.
Лёшка удостоился ответного приветствия и даже пожатия руки, что особенно его впечатлило.
Я в недоумении переводила взгляд с сына на деверя.
— А… что вы тут делаете?
Но чтобы Муратов снизошёл до ответа? Да, Нина, мечтай.
— Надеюсь, вы помните, что завтра ваш первый рабочий день? — синие глаза смотрели невозмутимо, будто ничего из ряда вон выходящего в такой ситуации не было.
— Я… само собой. Помню.
— Отлично, — Муратов снова перевёл взгляд на Лёшку. — Выздоровления.
Потом снова посмотрел на меня:
— Жду вас завтра с утра.
И пошагал прочь, оставив меня растерянно глазеть ему вслед.
— Мам, — ладошка сына прошлась по моему предплечью. — Это же старший брат Егора Михайловича?
Я кивнула.
— Он, вроде как… мой дядя, получается?
Дядя, впервые за несколько месяцев увидевший племянника.
— Да, что-то вроде того…
— И ты теперь у него работаешь?
— Да. Этот… дядя нам очень поможет, — пробормотала я, думая о заветной сумме.
Но тогда я не могла даже подумать, что мои слова к деньгам никакого отношения не имели.
Глава 18
— Что, и счастливого пути не пожелаешь? — муж смотрел на меня искоса, поправляя у зеркала в прихожей галстук.
Его водитель давно подогнал авто к крыльцу и терпеливо дожидался своего пассажира на расчищенной от наметённого снега площадке.
Я стояла в дверях гостиной, сложив на груди руки, и думала только о том, что сегодня мой первый рабочий день и нужно бы успеть заскочить к Лёшке, повидаться, после снова наведаться к завотделения, чтобы узнать, не изменилось ли ничего в графике его лечения.
— Желать счастливого пути тебе и твоей ассистентке? — я покачала головой. — Извини, нет никакого желания.
— Синицына едет в команде помощников, — кисло пояснил Егор. — Мы с ней вряд ли будем пересекаться.
— Не моя забота. Мне одного факта достаточно.
Я видела в отражении громадного зеркала, как прищурились зелёные глаза мужа. Он повернулся ко мне, продолжая дёргать рукой, видимо, сильно затянутый узел галстука.
— А знаешь, что самое в этом забавное?
— Забавное? — подняла я брови. — Ты здесь что-то забавное умудрился увидеть?
— Я ведь желал тебе счастья. Помнишь? На твоей свадьбе. Когда ты за Дорофеева своего выходила. Искренне пожелал вам всего наилучшего.
Об упоминании о первом муже мне сделалось не по себе.
Надо же, о чём решил вспомнить.
— Как подобное вообще можно сравнивать?
— А почему нет?
— Потому что я Алексея любила. Я по любви за него выходила, Егор. Это потом всё расклеилось. Потом у него начались с алкоголем проблемы и всё остальное.
— Ну да. А потом он и вовсе сбежал.
От его тона я невольно содрогнулась:
— Звучит так, будто ты считаешь меня виноватой.
Егор смотрел на меня с выражением какой-то непонятной тоски, будто его очень печалило, что я так и не смола понять чего-то очень для него важного.
— Я ведь тебя всё это время любил, Нина. Понимаешь ты? До отупения. И говорил, что вы с Дорофеевым долго не проживёте. Я знал. Но ты заставила меня ждать ещё несколько лет, жить с этим знанием, прежде чем сама всё поняла.