— Благодаря контрастности изображения вы… ты сможешь повесить это панно где угодно, — я обвела рукой пространство перед собой. — Буквально где хватит места. Даже при минимальном освещении картины создадут необходимый эффект.
Муратов кивнул, признавая мою правоту.
— Это центральная часть?
— Да. Самая крупная.
— Отметить такой важный этап не желаешь?
И я только сейчас заметила, что в правой руке он держал за скрещённые ножки бокалы.
Из-за непонятного волнения я не отыскала причин для отказа.
— Разве что чуть. Буквально на донышке.
Муратов кивнул и протянул руку к деревянному боксу в пилоне, рядом с которым стоял.
Я схватила влажную губку и принялась лихорадочно оттирать с плакавших по хорошему маникюру рук следы краски.
Чувствовала я себя максимально далёким от празднования образом, да и внешний вид оставлял желать лучшего. Но я знала одну непреходящую истину — неустанный труд без передышек высушивает всю радость из жизни. Нужно уметь в какой-то момент замедлиться и напомнить себе о том, что ты молодец. Хотя бы просто потому что стараешься делать свою работу на совесть и порадовать тех, кто тебе её заказал.
— Не хочу раньше времени задавать настроение на ближайшие несколько дней, — Муратов протянул мне бокал с лениво переливавшейся в его «бутоне» рубиновой жидкостью, — но если до сих пор беспокоишься о сыне, постарайся расслабиться.
Пальцы до боли стиснули грациозную ножку, будто грозились её переломить.
— Почему? Тебе… тебе что-то известно?
Муратов осторожно прикоснулся краем своего бокала к ободку моего:
— Инга звонила. Я взял на себя смелость и наглость инициировать параллельную экспертизу. Чтобы мы могли знать наверняка.
Он замолчал, видимо, ожидая моей реакции на свою вольность. Но взволнованная услышанным, сейчас я не видела в его поступке ничего криминального. Тем более что это шло только на пользу объективности результатов.
— Продолжай.
— Если верить тому, что я услышал, с Алексеем всё будет в полном порядке.
Я так стремительно выдохнула, что едва не покачнулась. Наверное, моё лицо о многом сейчас говорило, потому что Муратов добавил:
— Это не попытка тебя успокоить или дарить ни на чём не основанную надежду. Но я почти уверен в том, что результатами обследования в новой клинике тебя не напугают.
Мои глаза сами собой наполнились слезами, и сейчас я, как последняя идиотка, пыталась сделать вид, что со мной всё в полном порядке.
А сердце едва не выскакивало из грудной клетки от прилива адреналина. Похоже, даже в целом позитивные новости я сейчас воспринимала слишком уж остро.
Даря себе время на то, чтобы немножко прийти в себя, смочила губы напитком.
— Это всё, на что я надеюсь. Обо всём остальном и о других возможных исходах… у меня пока нет ни сил, ни смелости думать.
— Извини, если выбил из колеи. Не знал, как лучше преподнести эту информацию.
Я помотала головой из стороны в сторону:
— Тебе совершенно не за что извиняться. Я, наверное, даже рада, что ты не стал ничего говорить о своей инициативе. Меньше ненужных волнений.
Я боялась пускаться в расспросы. Почему-то казалось, я могу услышать что-то такое, что поколеблет во мне зародившуюся надежду.
Тем более что Муратов-старший выглядел странно сдержанным для таких хороших новостей.
Я бросила на него мимолётный взгляд.
Нет, даже не сдержанным… Грустным?
Не припомню, чтобы я вообще когда-нибудь видела его в подавленном настроении.
Сейчас всё, связанное с ним, казалось мне странным и непривычным. Будто я заново открывала для себя человека. Даже не заново, а впервые.
— Мне важно было убедиться, что дело действительно получит ход. Если бы тебе вдруг по каким-либо причинам отказали в услугах, мы не остались бы без оперативных результатов.
Мы.
Господи, до чего всё сейчас запутанно и необычно…
— Конечно. То есть я понимаю. Тем более что у тебя куда больше возможностей и связей, — зачастила я, стремясь поскорее вытолкнуть и себя то, что меня волновало. — Только… извини, если лезу не в своё дело, но мне сложно отделаться от ощущения, что ты на самом деле не очень-то рад таким новостям. Может, конечно, мне показалось…
— Нет, — Муратов отпил из своего бокала и посмотрел в сторону, — тебе не показалось.
Глава 55
— Расскажешь? — рискнула я, на самом деле не особенно-то и надеясь, что Муратов примется со мной откровенничать.
Да, мы, конечно, неожиданно и совершенно непрогнозируемо сблизились. Но я по-прежнему считала это каким-то сбоем в матрице.
К моему удивлению, вопрос он встретил усмешкой. Алекс качнул головой.
— Странное ощущение, — помолчал. — И не думаю, что это эффект от выпитого.
Я силилась сообразить, о чём это он. Неужели действительно сморозила какую-то несусветную глупость.
— Извини. Я просто подумала…
— Нет, — перебил он. — Нет, дело не в этом. Но для меня это совершенно новое ощущение.
Я молча приподняла брови. Он это заметил и пояснил:
— Когда у тебя чем-то искренне интересуются. Не проинформировать просят, не от скуки бросают вопрос, а обращают внимание на твоё состояние и задаются вопросом.
Такое откровение было до того неожиданным и до того не в характере Муратова-старшего, что я невольно покосилась на его всё ещё наполовину полный бокал.
Но мужчине его роста и комплекции явно требовалось куда больше, чем пара глотков, чтобы основательно захмелеть и достичь того уровня раскрепощённости, когда балом правит неприкрытая откровенность.
— Звучит так, будто вы никогда и ни с кем по душам не говорили, — я смущённо одёрнула рукав своего рабочего свитера.
— У нас в семье это не особенно принято. Не приветствуется, — и на мой вопросительный взгляд он отрицательной качнул головой. — Долгая история.
А я уж думала, меня ничто не смогло бы сейчас переключить с мыслей о предстоящей миссии.
— Некоторое время назад я почти всерьёз предполагал, что нечто такое было у нас с Егором. Но, судя по всему, ошибался.
Я тоже так думала. Всегда так думала. Кажется, Егор никогда и ни с кем так охотно и подолгу не общался, как со страшим братом.
— И осознание этого, кажется, ударило по мне больнее, чем я предполагал.
Муратов криво усмехнулся, будто в душе сам над собой потешался. Мол, винить ему больше некого, кроме себя самого.
— Это как-то касается… нашей нынешней ситуации?
От одной только мысли об этом сердце начинало неконтролируемо колотиться. Мне вдруг страшно стало услышать ответ. Раз уж даже Муратова что-то в происходившем погрузило в такую меланхолию…
— Напрямую, — придавил он меня одним-единственным словом. — То, что я считал откровенностью, может оказаться обманом. Он лгал не только тебе и окружающим. Он и мне лгал чёрт знает сколько.
Муратов посмотрел на меня, и синие глаза потемнели.
— Только не вздумай переживать о сыне. С ним всё будет в порядке.
Так бывает, что затянувшееся волнение уже не мобилизует и работает наоборот, против себя. Во всём начинаешь усматривать намеренную двоякость, недосказанность, недобрый умысел. Понемногу теряешь способность мыслить ясно и более-менее здраво. Всё начинает казаться как минимум полуправдой.
Вот и сейчас… Муратов намеренно меня утешал? Что-то недоговаривал, потому что пугать не хотел? Чтобы я на ночь глядя себя не накручивала?
— О чём он лгал? — подушечки пальцев, покрывшись испариной, начинали скользить по тонкой ножке. — Егор. О чём он врал тебе всё это время?
Но нет, непохоже, чтобы Муратов гадал, как меня успокоить. Он явно думал о чём-то своём. О слишком личном.
— Как минимум о своей успешности и самостоятельности. Кажется, его эго не позволяло ему признать, что не всё у него получается. Он видел во мне не поддержку и помощь, а…