– Но не уточнял, у кого именно…, – слышу последнюю фразу, и меня вырубает…
Глава 16.
Очень хочу открыть глаза и не могу… Мне холодно и мокро… Но я точно помню, что должна сделать очень важную вещь…
Что-то, от чего зависит моя жизнь, и не только моя…
Плаваю к липкой удушливой темноте и никак не могу вынырнуть из дурмана.
Мне кажется, меня кто-то зовёт… где-то очень далеко слышу своё имя…
И как будто воздух вздрагивает вокруг, но тело моё настолько онемевшее, чужое, что среагировать не получается.
Я как будто куда-то плыву, чьё-то тяжёлое дыхание, шаги, стук, журчание воды.
– А-а-а! – резко прихожу в себя оттого, что на меня льётся что-то ледяное.
И это так остро жалит тело, лицо, шею.
Распахиваю глаза, паникую, пытаюсь избежать неприятных ощущений, оттолкнуть того, кто брызгает на меня воду, но руки не слушаются.
– Юля! Юлечка! – хлопает меня по щекам Дан, добавляя боли моей и без того раскалывающейся голове.
– О боже, Дан! Не трогай меня!
– Так, заговорила, уже хорошо. На меня смотри! – рявкает он.
– Дан, чего тебе от меня нужно? – всхлипываю, обнимаю себя руками, пытаясь согреться. – Мне холодно, – стучу зубами.
– Холодно, это не самое страшное. Это даже хорошо, – отвечает убеждённо.
Стягивает с меня мокрые вещи. Брюки, блузку, принимается за бельё.
– Что ты делаешь? Не трогай меня, – пытаюсь увернуться, прикрыться.
– Ба, а ты что это, стесняться надумала? – зло усмехается.
Оглядываюсь заторможено, понимаю, что мы дома, в нашей ванной. Как я сюда попала? Ничего не помню.
– Ты где так напилась? – смотрит хмуро на меня муж.
– Я не пила, – а язык заплетается так, как будто я реально в дрова. – Только один глоток коньяка. Подожди…, – пытаюсь вспомнить хоть что-то, – подожди. Я была со Славой, у него в машине. Он дал мне выпить…
– С этим щенком? – недобро усмехается Дан. – Очень интересно…
– О боже…, – начинаю вспоминать всё произошедшее.
Звонок Галины, надрывный плач Машеньки, квартира, деньги, пустой тёмный дом.
– Боже, Дан, как я оказалась здесь? – хватаю мужа за руку.
– Я тебя на лавочке нашёл, около дома. Что, твой хахаль не смог тебя даже до квартиры дотащить?
– Подожди… Как возле дома? А сумка? Где моя сумка? – кричу, в панике оглядываясь.
– Не было с тобой никакой сумки, – рявкает муж. – Там было ценное что-то?
– О господи! – хватаюсь я за голову, вцепляюсь в волосы. – Да. Там было кое-что очень ценное. Дан…
До меня начинает доходить масштаб произошедшей катастрофы.
– Господи, этого не может быть…
В неверии трясу головой, потому что никак не могу осознать, насколько ужасно всё произошедшее. Слёзы рвутся из глаз, истерика накрывает.
– Он не мог так поступить, Дан… Как же он мог, – беспомощно хватаюсь за горло, задыхаюсь от подступающей паники и слёз. – Боже, что мне делать теперь. Как же так… Как же можно так…
– Тихо, – лицо Дана меняется, – тихо, успокойся.
Он пытается меня прижать к себе, но я вырываюсь.
– Нет! Нет! Я не могу сидеть здесь. Мне нужно забрать Машеньку. Она же погибнет там, Дан, как ты не понимаешь. Господи! – захожусь в рыданиях, – А деньги, где я теперь возьму деньги? Дан! Дан! Он же меня обокрал! Я же квартиру мамину продала, чтобы отдать Галине за ребёнка, а теперь… Боже! – рыдаю, беспомощно сгибаясь пополам.
Только сейчас до меня доходит весь ужас, вся моя глупость и осознание, чего мне теперь будут стоить моя доверчивость.
– Юля, – ловит меня муж в объятия, – тише. Надо успокоиться. Всё, всё, всё!
– Дан, какая же я дура! Я же поверила ему. Господи, за что он так, а? Как же можно так…
– Тише, Юля, тише, – гладит муж меня по голове. – Ты ни в чём не виновата.
– Виновата. Я очень виновата, – захожусь в рыданиях.
– Нет, моя хорошая. Это я один во всём виноват. Прости меня. Прости… Ты не виновата.
Дан просит прощения снова и снова, я не понимаю, за что и почему. Я уже вообще ничего не понимаю. Целует меня в волосы, я замираю в его руках бессильной обескрыленной птичкой. Понимаю, что больше не могу трепыхаться. Чем больше я стараюсь, тем больше запутываюсь в липкую паутину лжи и предательства. Я не могу… Я так устала…
– Он меня обманул…, – шепчу обречённо. – Как он мог, Дан? Он же знал…
– Тише, моя хорошая, тише…, – он гладит меня по голове. – Тише. Я всё решу, не плачь. Тише.
Всё. Замираю в его руках безразлично. Я дошла до края.
Я была уверена, что уже была на дне боли и разочарования.
Ошибалась. Там я оказалась только сейчас. На самом глубоком дне выгребной ямы, откуда, мне кажется, я уже не выберусь. Так плохо, больно, обидно мне не было ещё никогда.