— Хорошо, Влад. Прости…
— Ты там плачешь, что ли? Что с голосом?
— Всё в порядке, не волнуйся. Завтра заберу тебя.
Заберу, увезу в лес и займусь с тобой сексом за полтора миллиона рублей.
Мне позарез нужны деньги, чтобы не куковать в коммуналке на старости лет, как Кира Платонова.
11. Мазохист
С утра заезжаю на работу — на свою настоящую работу в агентство «Скорпион». Никитос уже на месте, пьёт кофе и читает мой отчёт о вчерашней встрече с отцом Насти. Рассказ про первую любовь Влада я в отчёт не включила. Не знаю почему. Плакала весь вечер, плохо спала. Ненавидела эту гадину.
— Ты в этом поедешь? — Никитос разглядывает мои ноги в коротких шортах и плечи в открытом топике на тонких бретельках.
Лифчика на мне нет.
— Обещают плюс двадцать пять.
Влад опять будет капризничать. Он ненавидит жару. Он любит дожди, туманы и пасмурные дни. Вампирёныш. Белоснежик.
— Отлично выглядишь, Ян. Ты очень красивая.
— Спасибо.
— Я давно хотел тебе сказать… Возможно, ты думаешь, что я подкладываю тебя под Дроздова, и для меня это нормально с точки зрения этики…
Он смущается. Мне хочется хлопнуть его по спине и сказать: «Всё нормально, братан, переспать с Дроздовым — это привилегия, а не наказание», но я молчу. За всю историю наших отношений я много раз причиняла ему боль. Френдзона сама по себе довольно болезненная штука, а уж когда девушка гуляет с мужчинами на глазах «друга» — это вообще жесть.
— Нет, для меня это пипец как ненормально, учитывая мои чувства к тебе, — продолжает Никитос, сцепляя руки. Волнуется. — Но другого выбора у меня не было. Сегодня ночью я вряд ли засну.
Я тоже. Получится у меня соблазнить Влада или нет — в любом случае мне предстоит бессонная ночь.
— Надеюсь, завтра всё закончится, и мы забудем эту мерзкую историю, — говорит он. — Попрощаемся с рыжей Настей и будем работать как раньше.
— Я тоже на это надеюсь. Кропоткин меня прессует. Хочется уже швырнуть деньги ему в харю и закрыть эту тему, — признаюсь я. — И не переживай, Никита, я сама согласилась переспать с Владом. Для меня это не трагедия, мы же все взрослые люди, решения принимаем самостоятельно. Ты ни в чём не виноват. Я даже благодарна тебе, что ты дал мне возможность заработать крупную сумму.
Он выдыхает, словно ждал этих слов.
Потом говорит деловым тоном, передавая мне планшет:
— Ладно, тогда смотри. Вот план турбазы. Ваша компания будет жить в коттедже с четырьмя спальнями. Одна большая на первом этаже, она примыкает к гостиной, и три поменьше на втором.
— Откуда ты знаешь?
— С Настей вчера обсуждали. «Питерстрой» всегда ездит в одно и то же место. В юбилеи приглашают жён и мужей, но в этом году дата не круглая. Так вот, Влад будет спать на первом этаже, а на втором — Грушин в отдельной комнате, и девочки по двое в каждой спальне. Кроватей там достаточно.
— И с кем я буду спать?
— С Василисой, потому что Мадина и Наташа из бухгалтерии дружат и сто процентов захотят спать в одной комнате.
— Прекрасно! — вырывается у меня.
— Она тебя так бесит?
— Нет, просто мне нужно будет уйти ночью к Владу. Вдруг она помешает?
— Не вздумай покупать клофелин! — мрачно шутит шеф.
Я закатываю глаза. Стоило один раз приколоться на тему снотворного, как он начал меня троллить.
— Надеюсь, она напьётся и вырубится, — говорю я.
— Не переживай на её счет, она тебе не помешает. Главное — не забудь установить камеру в спальне Дроздова. Вот план комнаты. Самое подходящее место — около телевизора, оттуда хороший обзор на кровать и всю комнату, если вы… Ну, если вы не дойдёте до кровати. — Он замолкает, сглатывает и продолжает, доставая из кармана приборчик: — А это камера. Маленькая, но всё нужное есть — датчик движения, ночная съёмка, угол обзора — сто пятьдесят градусов. А главное — встроенный вай-фай, так что я всё увижу.
— Что?!
— Что? — не понимает Никитос.
— Ты собираешь смотреть, как я трахаюсь с Владом?!
— Ну, блин, да. Мы же должны записать видео для Насти.
— Нет, я не хочу, чтобы меня кто-то видел! Не надо вай-фай, пожалуйста! Есть такая же камера, но с картой памяти?
— Яна, но я всё равно тебя увижу, — резонно замечает Никитос. — Не ночью, так утром, когда ты привезёшь камеру обратно.
— Да! Но мысль о том, что ты за мной наблюдаешь, будет меня тормозить. Мне стыдно заниматься сексом на твоих глазах. Ну правда, Никит! Утром я как-нибудь переживу этот позор, лишь бы не в прямом эфире!
— Ну хорошо, сейчас найду такую же, но с картой. Только в этом случае обязательно забери камеру, не оставляй в коттедже, иначе все усилия пропадут зря.
Никитос отправляется рыться в своём сейфе, где хранит всякие запрещённые законом штучки.
Чувствую себя Джеймсом Бондом, которого снаряжают на операцию всем отделом. Остаётся последний вопрос. Я много чего узнала о Владе Дроздове за последние две недели, но почему-то всегда думала, что его первая любовь на первом курсе была его первой женщиной. Но Кира настаивает, что полноценного секса между ними не было. Только кунилингус. Пишу сообщение Насте:
«Привет! С кем потерял девственность твой муж?».
Она отвечает через три секунды:
«Со мной».
«А ты?»
«А я с ним, мы оба были девственниками».
«Спасибо за ответ. Если передумаешь, у тебя есть время до вечера».
«Я не передумаю. Сделай это».
Я это сделаю.
В полдень я стою у его дома. Он выходит из парадной с двумя тяжёлыми сумками, похожими на баулы из строительных магазинов. Из сумок торчат бутылки, ботва ананаса и упаковки с мясными деликатесами. На Владе широкие льняные штаны на верёвочке и белая рубаха с длинными рукавами, на голове панама — защита против адского майского солнца и двадцатипятиградусного пекла.
Бедняга.
Мы складываем сумки в багажник и садимся в машину.
— Почему ты не включила кондиционер? — спрашивает он недовольным тоном.
Мне хочется тут же врубить кондиционер, направить сопла вниз, чтобы моего Славика не продуло, достать из термосумки воду и шоколадки, предложить жевательные резинки, застегнуть пуговицы на его рубашке, которые по какому-то недосмотру расстёгнуты больше положенного, — настолько, что видна ложбинка на груди. В общем, так и тянет позаботиться об этом парне. Но я не должна этого делать, если хочу завоевать его сердце. Я должна быть садисткой. Он же мазохист. Поэтому я не реагирую на его слова и не включаю кондиционер. В салоне не так уж и жарко, хотя машина долго стояла на солнце. Не больше тридцати градусов. На верхней губе скапливаются капельки пота, я смахиваю их пальцем.
— Мне жарко, Яна, — сообщает Влад, глядя на меня в упор.
Я разыгрываю раздражение:
— Влад, ну сколько можно! Ты же видишь, что я веду машину? Я не могу сейчас отвлекаться! Если тебе надо, включи кондиционер сам, ты прекрасно знаешь, где кнопка! Не приставай ко мне со своей ерундой, иначе получишь по жопе.
Замечаю краем глаза, как у человека отвисает челюсть.
— Ты охренела?
Я выбираю место и аккуратно паркуюсь у тротуара. Разворачиваюсь к Владу. В его глазах плещется паника и ещё что-то непонятное — болезненное возбуждение? Ему нравится, когда его унижают? Его это будоражит? Сердце выпрыгивает из груди, мне хочется обнять его и попросить прощения — за себя, за Киру Платонову, за маму его непутёвую. Но у меня есть план, которого я должна придерживаться, если хочу получить полтора миллиона.
— Выходи, — говорю я. — Если тебе не нравится, как я с тобой обращаюсь, я тебя не держу. Проваливай! — И добавляю: — Славик.
Мы пялимся друг на друга. Его глаза непонятного цвета — то ли серые, то ли карие, — лихорадочно блестят. На скулах появляются бордовые пятна. Мне хочется губами проверить, насколько они горячие. Хочется положить руку на ширинку и выяснить, возбуждён ли он, — как тогда, в баре, когда я била его по груди. Но я этого не делаю, мне тоже страшно.