Интересно, если я к ней с цветами приду, это будет нормально?
Или предварительно лучше позвонить? Наверное, все-таки лучше предупредить, поэтому достаю телефон, нахожу номер, который присылал мне Диман, и набираю его. В ответ тишина. Сколько бы я не повторял — результат тот же.
— Да что б тебя.
Бесит. Но попыток не оставляю, и когда, наконец, заунывный стон гудков прекращается, торопливо произношу:
— Оленька! Это Олег…
— Какой такой Олег? — басит незнакомый мужской голос.
Я аж спотыкаюсь.
— Ммм…а Ольгу можно.
— Нельзя! — грубо отвечает он и сбрасывает.
Я смотрю на погасший экран, как баран на новые ворота. Зашибись, мать твою. Поговорили. И что это за резкий хрен? Друг или все-таки муж?
Неужели обманула? Ночью со мной зажигала, а днем уползла к своему ненаглядному?
Вот, казалось бы, какая мне разница. Это просто попутчица для случайного секса, а я завелся с пол-оборота и готов идти разбираться, какого хера она творит!
По-моему, я даже ревную.
Даже без «по-моему». Просто ревную! На серьезных щах. И ощущение такое будто попользовали и выбросили за ненадобностью.
— Зараза, — шиплю сквозь зубы, — развратная зараза. Стерва!
В этот момент ко мне подходит какая-то бабка.
— Сынок, — ласково гладит по руке, — ты это…шапку бы надел. А то головушку-то совсем простудишь.
— Не видите, я с собакой гуляю! — дергаю поводок, и он как-то подозрительно легко выскакивает вперед. Пустой. Без Бакса.
— Да-да, миленький. Все, собачка нагулялась, — бабулечка ободряюще улыбается, — иди домой…поспи…
— Какое поспи? — ору словно потерпевший, — я собаку потерял! Бакс! Бакс!
Надрывая глотку, бегу в обратном направлении, а вслед доносится недовольное старушечье ворчание:
— Нанюхаются всякого, а потом орут…
Я не вслушиваюсь, мне нужно найти эту гребаную овчарку. Крапивины с меня шкуру спустят, если я не верну кобеля в целости и сохранности.
И вот я бегу по тропке. Взмок, ноги расползаются, в ушах шумит:
— Бакс! Бакс! Ко мне!
Козлина ты лохматая, как умудрился сбежать? И я дебил, замечтался об Олиных прелестях и все просрал. Как обычно.
— Бакс!
В ответ где-то звонко лает шавка.
Возомнив себя великим следопытом, я пытаюсь высмотреть на снегу его следы. Чуть ли не носом рою. Бесполезно — все утоптано. Собаки нигде нет.
Зимние сумерки как всегда внезапно обрушиваются на город. Я продолжаю в потемках бегать и орать. Голос давно сорван, куртка нараспашку, всего колотит.
Ну как так-то, блядь? Как так?
Плюхаюсь на лавку и со стоном тру ладонями лицо.
Надо звонить Андрюхе и признаваться, что потерял собаку. Капец, я конечно…. Дебил. Помог друг называется.
Смотрю на пустой поводок и чувствую, как сердце сжимается. Надо вернуть. Как память…
Уже поднявшись к квартире, через силу набираю его номер.
— Да! — Андрюха звучит так, будто пахал на рудниках, — перезвоню чуть позже!
— Погоди…
— Позже, у меня тут засада! — и отключается.
Так и не сказал. Слабак. Правой рукой сую телефон в карман куртки, левой отпираю дверь и, толкнув ее плечом, вваливаюсь внутрь.
Первое, что вижу — это осуждающий собачий взгляд. Этот лохматый хуй сидит в прихожей и угрюмо смотрит на меня. Рядом — лужа и внушительная такая куча дерьма.
— Твою мать, — облегченно выдыхаю, приваливаясь к косяку, — прости дружище, я тебя забыл.
Он глухо гавкает и уходит в комнату, оставляя меня наедине со своей пирамидой Хеопса.
Я, конечно, орел, ничего не скажешь. Час выгуливал пустой поводок, потом еще два — бегал по улице и орал, напрочь сорвав голос, а Бакс все это время сидел дома.
— Придурок, блин, — тяжко вздыхаю и начинаю закатывать рукава.
Меня ждет веселая уборка
Глава 5
Отвечать на звонки мужа мне категорически не хотелось. Я медитировала, настраивалась на сложный разговор, который должен был состояться вечером. На этой почве слопала три пирожных, обпилась кофе и купила новое платье. Зато выбросила старых пять.
А что? В новую жизнь во всем новом и прочь балласт.
Инна пожелала мне ни пуха, ни пера, и сказала, что если что готова предоставить свою жилетку для слезных излияний. Потом позвонила Людка, тоже предложила жилетку. Реви — не хочу. Только вот загвоздка. Слез у меня нет. Болезненного томления в груди тоже. Как и сомнений.
Меня словно отвернуло после четырнадцатого февраля. Просто раз и перегорела лампочка, освещающая нашу семейную жизнь с Игорем. Может, во мне говорили демоны злости и обиды, но сейчас я уже сомневалась, что вообще любила его.