И в этом свете… что может открыться?
Если этот свет проникнет до самого сердца, до самой души, что там откроется и сможет ли она выдержать это испытание?
— Вы сегодня так печальны, — послышался голос Энни.
Барбара Рэй повернулась к ней и улыбнулась. Энни тоже осталась после собрания для работы с подростками.
— Я размышляю о своих грехах, голубушка.
— А мне все же трудно поверить, что вы вообще совершали какие-то грехи, Барбара Рэй.
— Все мы грешники перед Всевышним.
— Но и всем нам будет даровано прощение, если я правильно понимаю христианскую доктрину.
— Это, конечно, так, если мы искренне и чистосердечно покаемся.
— А тот, кто убил Франческу Кэролайл, он тоже может покаяться и получить отпущение грехов?
Барбара Рэй кивнула.
— Я знаю, это трудно постичь. Но как говорится, Господь прощает все.
— А как вы думаете, прошлые грехи могут преследовать нас в настоящем? — спросила Энни.
Барбара Рэй глубоко вздохнула. «Забудь о своих проблемах», — сказала она себе. Если Энни хочет выговориться, а за этим сюда приходили многие, она просто обязана выслушать и проявить участие. Особенно если дело касается Энни. Она была одной из тех, кого Барбара Рэй особенно любила. Доброжелательная, трудолюбивая, великодушная, щедрая на доброе слово и похвалу, Энни была как раз такой, какой Барбаре Рэй хотелось бы видеть свою дочь, сложись ее жизнь по-другому.
Как и многие другие люди, приходившие к ней за советом, Энни познала за свою жизнь и горе, и лишения. Ее детство представляло собой сплошную цепь несчастий. Смерть ее мужа, надежного, порядочного человека, глубоко потрясла ее. Но она прошла через это. Собрав свою волю в кулак, сумела пробиться обратно к свету. Энни никогда не говорила о том, что у нее на душе, но Барбаре Рэй слишком хорошо были знакомы безмолвные страдания. Одни умудрялись прожить всю жизнь, ни разу не заглянув в черную бездну своей души; а других ожидали ужасающие падения, из которых они выходили, понеся потери, но уже ничего больше не страшась.
— Прошлые грехи? — повторила Барбара Рэй. — Да, они могут нас преследовать, если мы достаточно восприимчивы. — Она помолчала. — Уже совсем поздно, Энни. Почему ты все еще здесь? Ты хочешь о чем-то поговорить?
— Мне очень не хотелось бы обременять вас, заставляя выслушивать то, что вы и так слышите здесь изо дня в день. Мне следовало бы дать вам отдых после долгого дня, а не требовать от вас совета и помощи.
— Это для меня не бремя, — откровенно ответила Барбара Рэй. — Это — моя жизнь.
Энни улыбнулась.
— Ну ладно. В любом случае это не очень большой грех. Это был скорее грех замысла, чем исполнения.
Барбара Рэй улыбнулась.
— Мэтью Кэролайл просто вездесущ. Похоже, что каждый может рассказать про него какую-нибудь историю.
— Ну, моя довольно обычная, — печально заметила Энни. — Это случилось несколько лет назад, когда Чарли был еще жив. Я познакомилась с Мэтью во время полета в Лондон. Мы так подружились, что, когда прилетели, мы договорились поддерживать связь друг с другом. Мы оба были так одиноки в чужом городе, и…
— Мне кажется, я понимаю, — перебила ее Барбара Рэй.
— Нет, ничего не было. Ну… мы немного целовались и все такое, но ничего серьезного не было. Он хотел, конечно. И я хотела. Но я любила Чарли и не могла понять, что со мной происходит — мне казалось будто мое тело изменяет мне. — Она покачала головой. — Потом я ненавидела себя за это.
— Ну это вполне естественно для человека иногда испытывать искушения. Мы не в ответе за свои чувства и даже за свои мысли. Мы отвечаем только за свои поступки.
Энни кивнула.
— Теперь я это знаю. Но долгое время я не могла отделаться от мысли, что болезнь Чарли — она обнаружилась вскоре после той поездки в Лондон — могла быть чем-то вроде наказания. Что-то похожее на «проявляй осторожность в желаниях, иначе они могут стать действительностью». Не то, чтобы я даже через миллион лет могла бы пожелать смерти Чарли. Но в те несколько дней в Лондоне мое тело пыталось вести себя так, будто Чарли не было в моей жизни.