И кое-что предпринималось. Хотя мир был уже объявлен, десятки тысяч солдат союзнических войск плечом к плечу с контрреволюционными белыми армиями, во главе которых стояли бывшие царские генералы, продолжали вести необъявленную кровопролитную войну на территории России, стремясь свергнуть молодое советское правительство.
«Большевизм хуже войны», — заявил на мирной конференции председатель Американской администрации помощи (АРА) Герберт Кларк Гувер.[9]
Шестой из 14 пунктов Вильсона требовал «эвакуации всей русской территории» и предоставления России возможности «самостоятельно определить пути своего политического развития и свою государственную политику». Но в Париже Вильсон капитулировал перед сторонниками интервенции. За день до своего отъезда в Америку он заметил: «Я уже сказал, как я поступил бы, если бы решал один. Тем не менее я буду голосовать за то же, за что голосуют остальные».
Вернувшись в Америку, президент Вильсон представил Версальский договор на рассмотрение сената. Не желая признаться ни самому себе, ни другим в провале своей миссии и в том, что условия мирного договора несправедливы, Вильсон ораторствовал:
«Наш путь ясен! Перед нами раскрыто будущее! Все это произошло не по нашему замышлению, а по воле господа, который повел нас на войну… Теперь мы можем итти только вперед с просветленной душой и устремленными ввысь очами, следуя божественному предначертанию».
Но теперь вильсоновское красноречие ни на кого не действовало. Сенатская комиссия по иностранным делам, возглавляемая старым твердолобым изоляционистом Генри Каботом Лоджем, начала кромсать и исправлять мирный договор, сосредоточив основной удар на Уставе Лиги наций.
Ни в Европе, ни в Америке (подписание перемирия не принесло мира.
Пока президент Вильсон разъезжал по стране, произнося страстные речи в защиту своих планов установления всеобщего мира, страну потрясали бурные конфликты и ожесточенная борьба в промышленности.
Наступившее во время войны непрочное перемирие между трудом и капиталом вдруг закончилось. Руководители Американской федерации труда повторяли еще на все лады вильсоновский лозунг «промышленной демократии» и предсказывали наступление «новой эры» для рабочего класса США, как вдруг в основных отраслях промышленности началась бурная кампания, имевшая целью свести на нет уступки, которых рабочие добились во время войны, и подавить профсоюзы.[10]
«Я считаю, что в далеком прошлом существование профсоюзов еще можно было оправдать, — заявил на собрании акционеров председатель правления стального треста «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн» судья Эльберт X. Гэри. — Но… в настоящее время, по мнению подавляющего большинства предпринимателей и рабочих, нет никакой надобности в них… Самое существование и деятельность профсоюзов, по крайней мере в США, наносят ущерб коренным интересам рабочих, предпринимателей и народа в целом».
Газета «Миннесота бэнкер» писала в передовой статье:
«Ценность системы «открытых цехов» с экономической точки зрения не вызывает сомнений… За систему «закрытых цехов» рьяно борется радикальное крыло рабочего движения. Ввести систему «открытых цехов» легче всего путем устранения радикальных элементов из рабочих организаций… а там, где их позиции слишком сильны, добиться этого, в конечном счете, можно лишь путем применения силы».
Председатель «Нэйшнл фаундерс ассосиэйшн» Уильям X. Барр подытожил положение одной выразительной фразой: «Заработную плату военного времени надо ликвидировать!» Но американские рабочие не спасовали перед этим дружным наступлением на их жизненный уровень и на профсоюзы. По стране прокатилась волна забастовок.
В январе 1919 г. в знак протеста против снижения заработной платы забастовали судостроители Сиэттля (штат Вашингтон), а еще через три недели вся жизнь города была парализована всеобщей забастовкой. В последующие месяцы из штата в штат перекатывалась волна забастовок печатников и строителей, телефонисток и железнодорожников, портовых грузчиков, шоферов и текстильщиков. Стачечная волна достигла своей высшей точки в сентябре и октябре, когда работу прекратили почти 350 тыс. рабочих сталеплавильной промышленности и полмиллиона горняков; общее число бастующих в стране перевалило за два миллиона…
«Это не что иное, как открытая и наглая революция», — гласил заголовок одного из сообщений о стачке горняков в декабрьском номере журнала «Эмплойер», органа Ассоциации предпринимателей штата Оклахома, В том же номере журнала ставился вопрос: «Кто причинил Америке больше зла: Гинденбург и Людендорф или Льюис и Фостер?»[11]
9
К лету 1919 г. на территорию Советской России вторглись без объявления войны вооруженные силы 14 держав (Англии, Франции, Японии, Германии, Италии, Чехословакии, Сербии, Китая, Финляндии, Греции, Польши, Румынии, Турции и Соединенных Штатов).
Интервенция и гражданская война в России закончились лишь летом 1921 г., когда Красная Армия окончательно разгромила интервентов и их союзников — белогвардейцев.
Хотя большинство историков обходит это обстоятельство молчанием, необходимо помнить, что за два с половиной года интервенции и гражданской войны в России погибло от военных действий, голода и болезней около 7 млн. мужчин, женщин и детей.
Материальный ущерб, понесенный Россией, был позднее оценен советским правительством в 60 млрд. долларов. Однако интервенты не уплатили никаких репараций.
Уинстон Черчилль, лично руководивший военными действиями союзников против Советской России, писал впоследствии со своей обычной грубоватой иронией в книге «Мировой кризис»: «Воевали ли союзники с Россией? Конечно, нет, но они стреляли в советских граждан без предупреждения. Они пришли в Россию как захватчики. Они вооружали врагов советского правительства. Они блокировали русские порты и топили русские военные суда. Стремясь добиться свержения советского правительства, они вели против него интриги. Но воевать? — «ужасно!» Вмешиваться? — «позор!». Нам безразлично, твердили они, как русские урегулируют свои внутренние дела. Они были беспристрастны, чорт возьми!»
5 сентября 1919 г. сенатор Вильям Бора заявил в американском сенате:
«Господин президент, мы не находимся в состоянии войны с Россией: конгресс не объявлял войны ни русскому правительству, ни русскому народу. Американский народ не желает воевать с Россией… И все же… мы воюем с русским народом. Мы держим в России армию; мы снабжаем находящиеся в этой стране вооруженные силы других государств военными материалами и продовольствием… У нас нет ни юридического, ни морального права убивать этих людей. Мы нарушаем непреложный принцип свободы выбора формы правления».
Руководимая Гербертом Рувером Американская администрация помощи (АРА) направляла все предназначенное для России продовольствие на территорию, оккупированную войсками Юденича и других бывших царских и белогвардейских генералов, но не посылала ничего на советскую территорию, где в это время сотни тысяч людей умирали от голода. АРА организовала также поставки военного снаряжения для белых армий. В конце концов, после окончания интервенции и гражданской войны в России под давлением американского общественного мнения была начата отправка продовольствия и в голодавшую Советскую Россию.
«Американская политика в период ликвидации перемирия, — писал Герберт Гувер Освальду Гаррисону Вилларду 17 августа 1921 г., — всецело сводилась к тому, чтобы всеми возможными средствами предотвратить большевизацию Европы…»
10
В интересах ведения войны те отрасли промышленности, которые, выражаясь словами профсоюзных историков Зелига Пэрлмана и Филипа Тафта, «в погоне за военными прибылями пустились в отчаянную конкуренцию за рабочую силу», пошли на большие уступки профсоюзам: они подняли заработную плату и сократили рабочий день. Рабочие массами вступали в профсоюзы. С 1913 по 1920 г. численность профсоюзов, входящих в Американскую федерацию труда, возросла с 1 996 000 до 4 078 000 человек.
Но несмотря на успехи, достигнутые организованными рабочими во время войны, к концу ее большинство американских рабочих находилось еще в чрезвычайно тяжелом положении. В сталеплавильной промышленности, например, в 1919 г. рабочие не имели выходных дней, а многие из них работали от 12 до 14 часов в день. В докладе следственной комиссии, назначенной Всемирным межцерковным объединением, условия труда в сталеплавильной промышленности в 1919 г. оценивались следующим образом:
«…12-часовой рабочий день — это совершенно неоправданное варварство, губительное для рабочих и для всей страны».
11
Имеются в виду Джон Л. Льюис, который в то время исполнял обязанности председателя Объединенного профсоюза горняков США, а впоследствии стал его председателем, и Уильям 3. Фостер, бывший тогда секретарем Национального комитета по организации рабочих сталеплавильной промышленности и руководивший крупной забастовкой сталеплавильщиков. Впоследствии он стал председателем коммунистической партии США.