*
— Кофе. — передаю Констанции бумажный стаканчик. — Извини, я немного задержалась, и он полностью остыл.
— Ничего страшного. Так даже лучше. Я как раз не хотела пить горячий.
В моей голове снова царит сумбур. Должно быть, скоро я полностью привыкну к такому состоянию.
Сажусь на стул, смотрю на дверь папиной палаты. Закрываю глаза и пытаюсь отпустить нелепые предположения. Делаю глоток безвкусного напитка. Сегодня мне точно не удастся заснуть.
— Констанция, а ты не знаешь, папа никому не переводил за последние недели большую сумму денег?
— Не знаю. Я очень далека от Славиных дел. — она замолкает, а затем, придя к каким-то выводам, неуверенно спрашивает, — Тебе… нужны деньги? — и, слегка краснея, участливо прибавляет, — У меня есть. Скажи сколько надо, и я тебе дам. Тебе перевести?
— Нет. Деньги мне не нужны. Но… если ты сегодня остаешься здесь, и тебе не понадобится твоя машина, ты не могла бы мне ее одолжить? Обещаю, что верну ее тебе завтра утром.
Глава 49
У меня в голове нет мыслей. Нет четкого плана. Нет ни малейшего представления о том, что я собираюсь сказать или сделать.
Однако это никак не мешает мне сесть в машину Констанции, завести двигатель, пристегнуть ремень безопасности, а потом вбить в навигатор адрес Андрея.
Кажется, моя психика решила, что ей сложно осилить весь поток обрушившейся на нее информации. Слишком много всего. Все чересчур травмирующее. Колкое. Причиняющее боль. Все так и жаждет меня сломить. Оттого она решила, что самым здравым будет отключить на время всякие эмоции. Точнее, где-то глубоко внутри я кричу, разрываюсь и ужасаюсь от догадок и предположений, которыми со мной щедро поделился Василий, но при этом с меланхоличным выражением лица выезжаю с парковки клиники.
У меня в запасе есть время, чтобы немного подумать — снова — о нашем коротком разговоре с Мельниковым, но я лишь концентрирую внимание на дороге. А потом будто отряхиваюсь от плотного морока, когда навигатор сообщает, что цель достигнута.
В доме Андрея не горит свет, но его друг заверил, что Зимний внутри и предупредил, что он, скорее всего, окажется не очень трезв. Последнее совершенно не внушает оптимизма. К тому же мне еще никогда не приходилось видеть бывшего жениха пьяным.
Ночь уже объявила свои права. Ни один фонарь на улице не горит. Вокруг царит мрак и гуляет одинокий ветер.
Закрываю машину, обнимаю себя руками и направлюсь к калитке. Открыть ее не составляет труда, сложность возникает, когда я оказываюсь перед входной дверью дома. Достаю из сумки ключи, которые получила от Василия, и замираю...
То, что я собираюсь сделать, нельзя назвать взломом с проникновением, но все же моя совесть находит данный поступок несколько неправильным. Потому я собираю смелость в кулак, шумно тяну воздух и стучу. Знаю, что звонок сломан. Стучу несколько раз. Однако ответа не получаю.
Психика находит нужным одарить меня эмоциями и великодушно подсовывает букет высоковольтного нервного напряжения.
Из мнимого спокойствия я вдруг срываюсь в тревожный многоугольник, чьи грани стучат в унисон моему грохочущему пульсу.
Ключи падают из рук, приходится нагнуться и пошарить пальцами в полутьме. Где-то вдалеке раздается шальной смех, заставляет вздрогнуть.
Я не решаюсь включить фонарик на телефоне. Кажется, будто это придаст мне сходства с воришкой.
Насколько бы я не была разбита всеми свалившимися новостями, последнее, что мне нужно это свежие заголовки прессы, гласящие: «Серебряная принцесса вламывается к своему бывшему жениху. Достигла ли она позорного дна или лишь находится на пути к нему?»
Наконец, мне удается найти ключи, встряхнуть их, освобождая от приставучей пыли, попасть в замок, сделать пару щелчков и открыть скрипнувшую дверь. Спешно протиснуться внутрь, словно за мной гонятся, закрыть ее. Прислониться спиной к деревянному полотну и выдохнуть глупую панику.
Первая часть плана, которого нет, — выполнена.
Вторая часть тоже не представляет из себя ничего сложного. Во всяком случае именно так мне кажется, пока я не переступаю порог.
Мне не нужны оправдания или выяснения отношений. Я не пришла сюда, чтобы кричать и обвинять. Я лишь хочу посмотреть в лицо Андрею. Взглянуть ему в глаза.
Отчего-то я твердо уверила себя в мысли, что все сразу пойму, как только увижу его. Но моя уверенность предательски тает, совсем как мороженое, кинутое под солнце. Единственное, что неизменно — разгоняющийся в груди пульс.
В доме стоит абсолютная тишина. Она вынуждает усомниться в словах Мельникова. Если здесь никого не окажется, то мое появление все больше начинает смахивать на незаконное проникновение в чужой дом. Вдруг Василий специально это подстроил, и сейчас приедет полиция?