Всю прошедшую ночь я плохо спала. Скорее всего потому, что осознала, что теперь моя жизнь она неотделима от моей личности. Больше я не хочу быть совершенством в глазах других людей, я буду такой в своих собственных глазах. Сожалею только, что я поняла так поздно, что в этом мире нет ничего совершенного. Я больше не хочу винить себя за измену, жалеть судьбу, потому что не вижу в этом смысла.
Макс прав, надо принять себя такую неидеальную, но вместе с тем работать над собой и развиваться в нужных направлениях, не допуская прежних ошибок, делая выводы, чтобы не повторяться снова. И я больше не буду никому ничего доказывать, оправдываться, с надеждой заглядывать в прошлое. Больше нет.
Захожу в кабинет, сажусь и начинаю разбирать бумаги, кипы папок, какие толстые папки сразу же раскладываю на полки, погружаюсь в процесс настолько, что не сразу замечаю, что в кабинет заходит Егор с листком бумаги. Замираю. Я была уверена, что его нет. Но я ошиблась. Ему сразу же донесли о моем заявлении. Сквозь стены ощущаю гробовую тишину царящую во всем офисе. Егор, заходит в кабинет, не здоровается, идет по направлению к моему столу, останавливаясь в двух шагах.
На лице ноль эмоций, та же повязка на носу и пластырь на щеке. Я не понимаю, как себя вести. Но точно знаю, что «нас» уже нет. Я не хочу назад в ту размеренную рутину, да и Егор, сомнительно, что хочет.
Теперь, я собираюсь жить под грифом «живу с улыбкой на лице», несмотря на то, что внутри выжжено все живое, я не буду смотреть назад в прошлое. Я хочу жить здесь и сейчас. Не всегда будет черная полоса, наступит белая, обязательно.
— Дин, ты что творишь? — Егор садится напротив, закидывая ногу на ногу, ведет себя цивилизованно, но видно нервничает
— В смысле? Я написала заявление на увольнение, по-моему это логично, — не понимаю вопроса и, честно, искренне удивлена, что Егор уточняет такие очевидные вещи, мы совершенно точно не сможем работать вместе, или как он себе это представляет?
— Нужно как минимум отработать две недели, у нас были общие проекты, надо нормально передать дела, — Егор, естественно, беспокоится за проекты компании.
Только я устала и больше не хочу быть удобной.
И в груди странное чувство — я больше не чувствую себя предательницей, потому что я просто женщина, которая впервые в жизни делает так как подсказывает интуиция, и да, сейчас, скорее, поступки более эгоистичные чем ранее, потому что в своих желаниях не иду на поводу у других людей в пользу общего дела, а думаю про себя.
— Я не могу, — говорю спокойно, отвожу взгляд, — мне необходимо отдохнуть
Его, услышав ответ, встает, обходит стол и подходит ближе, облокачивается на стол, руками опираясь на столешницу. Немного отодвигаюсь к стене не вставая со стула. Чувствую, что Егор слишком близко нависает надо мной.
— Отдохнуть, значит? — поднимает брови, — с Серовым? — вижу по лицу, что он явно начинает злиться
— Нет, одной, — говорю односложно, я не хочу скандала
Затем выдерживая паузу, всматриваясь в мои глаза, добавляет:
— Ты знаешь, а это ожидаемо, что одна, Серов уже наигрался и ты потеряла свою привлекательность для него, и настолько наивна, что даже не понимаешь, что он так поступает с всеми "промокашками" вроде тебя
— Пошел ты! — говорю на эмоциях, громче чем хотелось бы, в то время как Егор подходит сжимая пятерней мое лицо, наклоняется и через секунду впивается в губы.
Не понимаю, что происходит. Егор меня целует, выбивая почву под ногами, потому что я ожидала что угодно: пощечины, что ударить попробует, но не то что он сделал.
Не нахожу ничего лучше, как с силой упираюсь ладонями в его грудную клетку.
Егор отстраняется, вижу в его глазах неприязнь, я знаю, что таким образом он хочет меня сломать, унизить, но у него не получится. Поднимаюсь, хочу взять сумку, но он не отходит, давая понять, что не пройти не получится, толкает обратно:
-Что, уже не хочется? А думал, что тебе нравится, когда с тобой обращаются как со шлюхой, разве нет? — он угрожающе нависает, тыльной стороной ладони вытирает губы, зло усмехается, а я вжимаюсь в кресло, стараюсь не смотреть на него говорю:
— Я хочу уйти, пропусти меня, — делаю попытку вырваться, так как не могу больше видеть ни презрение с его стороны, ни слышать оскорбления в свой адрес
— Я тебя еще никуда не отпускал, — поднимаю глаза, Егор сверлит меня взглядом, делаю очередную попытку двинуться с места, но мужчина практически сразу же хватает меня за руку, резко дергает, и я снова у исходной точки.
— Куда интересно ты торопишься, к Серову, не терпится сесть на его член снова? — слышу издевки в его голосе и мое единственное желание — это унести ноги и как можно скорее, потому что Егор намеренно меня унижает своими словами, переставая себя контролировать.
Я не понимаю, что ему от меня надо, но точно знаю, что не хочу скандалов в офисе.
Откуда-то во мне твердая уверенность, что и так все вслушиваются в то, что происходит. Доходит до абсурда, но я не слышу входящие звонки на ресепшен, как будто не проходят, или кто-то по взмаху волшебной палочки выключил связь, не желая тревожить обитателей офиса громкими звуками. Весь офисный планктон, в надежде уловить нить последних событий из первых уст, как стервятники, затаились и ждут что будет дальше, чтобы потом обсудить за чашечкой чая на местной кухне свои впечатления.
Только я точно не доставлю такого удовольствия. Понижаю голос до самых низких значений:
— Егор, я не хочу скандалов, просто дай мне уйти, — я понимаю, что он может ненавидеть меня, может презирать за то что я сделала, только теперь я не позволю ему унижать меня.
Егор стоит напротив, держа руки в карманах, не уверена, что он настроен на диалог, но я все равно стараюсь говорить спокойно и обойтись малой кровью без истерик, продолжаю свою речь:
— Егор мне морально тяжело, — пока я говорю, вижу мужчина идет к окну, опускает жалюзи, создает полумрак, приглушая естественное освещение помещения в котором мы находимся до минимума, говоря:
— Зато не тяжело раздвигать ноги, — в отсутствии дневного света чувствую себя неуверенно.
Глаза не успевают привыкнуть, я ловлю себя на мысли, что всматриваюсь, слежу за каждым движением Егора.
Хорошо, что он не старается приблизиться, стоит на том же месте, я же не имею ни малейшего желания оправдываться.
Все что меня волнует, это то, чтобы как можно быстрее покинуть это здание.
Егор, не получив от меня ответной реакции, начинает очень тихо говорить:
— Ты знаешь, оказывается, жизнь такая штука, — я в недоумении смотрю на мужской силуэт, глаза постепенно привыкают к полумраку, подсознательно понимаю, что он сделал фон темнее, чтобы я не видела его взгляд, не смогла прочитать эмоции. Кроме того, мне приходится напрягать слух, чтобы расслышать, что именно мужчина говорит, настолько его голос звучит вяло, будто и не мне он хочет сказать эти слова, а скорее проговаривает их для себя снова и снова, продолжая:
— Ты хочешь быть с человеком, все делаешь для этого, — вижу, что Егор смотрит в пол, его выражение лица для меня не доступно, только горечь в его голосе помогает понять, что все, что он мне наговорил это от безысходности.
— Иронично да? — он усмехается, будто все предопределено, продолжая, — я ломаю себя ради тебя, а ты ломаешь себя ради другого, того, кому ты никогда не будешь нужна, — от его голоса, в котором прослеживается одновременно и боль, и злость на меня, становится не по себе, я не понимаю, что мне нужно ответить и нужно ли это делать в принципе? Совершенно очевидно одно, что взаимные упреки только усугубят ситуацию.
Молчу, потому что не хочу предъявлять встречные претензии, единственное желание покинуть пределы офиса, чтобы больше не испытывать это психологическое давление, прошу: