— Дина…ты… — не могу подобрать слов, не верю, что снова притворялась, только не это
— Я снова симулировала, я не могла видеть как ты мучаешься, — твою ж мать!
Дина отводит взгляд, а у меня полнейший пиздец в голове.
Молча встаю и иду на кухню. Я понимаю, что мы договаривались о честности, но, черт, как же хотелось, чтобы она не симулировала и у нас получилось.
Не включая свет, встаю к подоконнику и тупо сморю вдаль ночного города, всматриваюсь в небо.
Почему то вспомнил, как однажды, еще участь в старших классах, спросил у отца, как узнать в женщине ту единственную, с которой готов прожить целую жизнь? Он тогда не воспринял мои слова всерьез, просто сказал, что если я когда — то захочу, чтобы женщина стала матерью моих детей, то тогда это та самая и на ней нужно жениться. Сам то он такому принципу выбирал маму, изменяя ей впоследствии на протяжении всей жизни?
Почему они не разошлись? Ведь я точно знаю мать знала, плакала, терпела. И я дал себе слово, что я никогда так как отец поступать не буду. И оказался не готов к тому, что там могут поступить со мной.
Дина для меня в моих мыслях всегда мне виделась, как та самая, наверное, поэтому я и не могу отпустить нас.
Хотя за что что я борюсь? У нас же не горит. Не искрит. Мы, будто поменялись в один момент, изнутри не чувствуя друг друга.
Я фоном слышу шаги Дины, которая появляется на кухне, кутается в халат, затем присаживается напротив, я поворачиваюсь, отводя взгляд:
— Прости, — она говорит почти шепотом, — я не знаю, не понимаю почему так.
Я же слушаю ее и думаю, я ведь простил, дал нам второй шанс, но смогу ли я с этим жить? Сегодня, когда услышал про Серова, думал сдохну от злости, потому что снова маленький червячок внутри меня грызет и спрашивает: «возникнет ли у нее желание повторить все вновь? Ведь он сказал, что знает много способов как забрать ее у меня».
Чувствую, что теряю себя и в физическом и моральном плане. Не хватало чтобы член перестал стоять на фоне стресса. Думаю, я близок как никогда к этому сейчас.
Дина всегда тонко чувствует мое состояние, а потому первая подходит обнимает, говоря:
— Мне всегда хорошо с тобой, приятно, правда, я просто не настроилась, переживала, — она говорит, а я думаю, что отдал бы душу кому угодно только бы вернуть нас «до» ее измены с Серовым. Я не могу заставить себя обнять ее в ответ.
— Нам нужно время, — мне начинает казаться что Дина сама себя в данный момент уговаривает, ведь у нас и так почти месяц ничего не было и, казалось бы, такой перерыв, мы должны были разорвать друг друга, а получилось что поджигали мокрыми спичками.
— Все нормально, Дин, забыли, — я говорю стандартный набор фраз, потому что в реальности не знаю, что сказать, я не готов к разговору, как будто пропала духовно-эмоциональная близость, я не хочу с ней говорить о проблемах, как будто не могу доверить то, что сейчас внутри меня.
Хотя до всей этой хрени, что произошла с нами, Дина была самым близким для меня человеком.
Делаю над собой усилие, обнимаю ее, касаясь спины, целую в голову, она прижимается ко мне всем телом, а я чувствую будто у меня протезы вместо рук, которые подменяют настоящее, приводя в мою жизнь что-то искусственное и не живое.
Почти спонтанно принимаю решение ехать домой. Плевать что поздно, насрать тупо на все. Я хочу побыть один.
— Я к себе поеду, Дин, устал, — я понимаю, что она сдерживает слезы, отстраняясь, снова утыкается в грудь, я чувствую ее влажные щеки.
— Не оставляй меня, Егор, давай я сделаю как ты хочешь, я смогу, просто на нервах, я виновата, прости, пожалуйста, прости, — я все время слышу в последнее время слово «виновата» и «прости», она часто на пустом месте извиняется, часто уступает там, где ранее уступал я.
И если раньше я не понимал, то сейчас знаю, когда настигает эмоциональная смерть. Я понимаю, что даже ее слезы не имеют на меня прежнего воздействия, потому что я не могу восполнить чашу своего удовольствия, находясь рядом. И это новое для меня открытие разрушает.
Мое молчание она воспринимает по-новому, опускается на колени, стягивая боксеры, но я ее поднимаю обратно за руки, тяну вверх, потому что знаю, морально восстановить себя я точно не смогу, а физическая близость пока не в приоритете.
— Пойдем спать Дин, — усилием воли заставляю себя остаться, думая, что нам просто надо успокоиться, в конце концов никто не говорил, что будет просто.
Дина заснула первая, а я не все еще с открытыми ранами, лежу и не понимаю, какого хрена это произошло с нами?!
Я знаю, что мужчины не плачут, но сейчас в оглушающей тишине квартиры смотрю в потолок и чувствую что с моими слезами вытекает разочарование от потерянного времени, от того что я что-то сделал не так. Но в то же время верю, что со слезами тоска исчезнет и я смогу смириться с предательством.
Или не смогу?
Убивает даже не сама измена как совершившийся факт, а мои собственные внутренние ощущения после нее, как будто чувство брезгливости появилось. Также как в предыдущих отношениях, все повторяется. Только когда я что-то сделал не так, когда не сумел понять ошибки прошлого, что они настигают меня снова и снова?
Даже слова психолога уже кажутся не правдоподобными, когда на совместных сеансах нас убеждают, что постепенная работа поможет нам стать ближе и восстановить утерянное доверие.
Какое доверие, когда моя жизнь последний месяц напоминает мне поле боя с самим собой, где вокруг мины, а я стараюсь осторожно ступать по поверхности, чтобы не дай Бог не разорвало на куски?!
И ведь мы с Диной не случайно выбрали друг друга, долго присматривались, прежде чем довериться, стать единым целым, проверяли друг друга. А по факту уже существовали в неких установках подсознания, которые и привели нас в тупик.
Черт как же больно, во мне борется два начала.
И одно из них говорит, просто пропади вместе с ней от всех, сотри внутренние голоса сомнений, уничтожь последние звуки, и никакого мира не нужно за пределами ее рук, где мы будем честны и верны, чтобы на чаше ее внутренних весов она всегда выбирала меня, всегда, снова и снова. Есть ли у меня гарантии что он не заберет ее снова? И точно знаю, что нет.
Ведь меня сейчас именно ломает рядом с Диной, я чувствую себя слабым, соглашаясь на меньшее, на второстепенные роли. Это ли не предательство самого себя?
Наваливается просто дикая усталость. Встаю, стараюсь не разбудить Дину. Не понимаю, как нахожу одежду, действую на голых инстинктах, потому что обнулен и больше ни на что не способен…потому что больше не хочу анализировать, понимать, слышать, потому что боюсь понять, что оказался между другими жизнями, где мне нет места.
Самое страшное это ощущение пустоты. Теперь я знаю, что я один в своих руинах опускаюсь на самое дно своей души, где понимаю, что все живое во мне умерло, что мне никто по настоящему не был нужен, и меня никто по настоящему не любил.
Глава 39
Андрей
— Матери позвонил? — пока сын еще сонный умывается в ванной, иду следом, сразу напоминая, чтобы позвонил Дине уточнил, что не будет на связи пол дня точно, потому что мы собираемся поехать на базу отдыха покататься на квадроциклах в ближайшее Подмосковье.
Связи не будет долго, мало ли, пусть напомнит.
А то у меня складывается впечатление что у его мамаши в последнее время что-то с мозгами, вроде что-то осуждаем, потом переспрашивает в конце и голос будто на тот свет собралась. Приходится часто напрягать слух, чтобы услышать, что Дина шепчет. Гормоны наверное, идет перестройка организма.
— Пап, позвоню, еще рано, — собирается сын, конечно, долго. Я его понимаю, он не выспался. Мы «рубились» в приставку до двух ночи. Я выиграл, потому что, наконец-то, понял там все фишки.
Почти привык, что пацан делает все не спешно. Точно в мать, я всегда более мобильный. Как вспомню, как меня отец гонял с утра, надо было кросс бежать, что называется, сдохни, но беги. С утра бежал первые пятнадцать минут с закрытыми глазами, так спать хотелось после гулянок, а батек считал, что спорт всему голова. Ему ж не объяснишь, что у меня колокол после вечеринки. Я ненавидел эти пробежки с ним, а потом спустя время был благодарен, втянулся.