Забавно, что подобная "династическая второсортность" в паре Ярославна (Фрося Остомысловна) - Игорь (Полковник) дала не только крепкий семейный союз, но и вершину Древнерусской литературы - "Слово о полку Игоревом".
Разные люди из одинаковых обстоятельств делают разные выводы.
В отличие от Ингеборги Елена сразу же забеременела. И просто не имела сил твёрдо настаивать на своём. "Гормональная перестройка организма" делала её поведение неустойчивым. Потоки слёз и упрёки воспринимались окружающими как капризы, обычные для женщин в таком состоянии.
Болеслав Кудрявый, на глазах которого всё происходило, поспешил отправить прибывших с княжной слуг обратно на Русь. Мотивируя это недостаточностью королевской казны для содержания такой оравы бездельников. Не "датские послы", которые сразу же "норовили улизнуть", но результат одинаков: Елена осталась одна на чужбине. Да ещё и в "интересном положении". По счастью, срок рождения дочки заставил заткнуться сплетников, намекавших на ублюдочность ребёнка. Но пол... Феодалам нужны наследники. Девицы же - расходный материал для брачной дипломатии.
Казик поспешил исправить эту досадную неудачу и, после очередного осеменения, Елена родила мальчика. Назвали Казимиром. Через два года он умер.
Казик - потретил. Новый малыш по имени Болеслав уже топает ножками по детской горнице в Вислице. В РИ в 14 лет он свалится с яблони. Насмерть.
Для Казимира брак был навязанным. Свидетельство его унизительной зависимости. Кудрявый использует его как затычку, как бессловесного малоценного слугу.
-- К немцам в заложники? - Казик! Поехал!
-- Материнскую вдовью долю делить? - А ты-то здесь причём?
Отношение к брату переносилось на навязанный им брак - "скрепя зубами", и на персонализированное его выражение - жену.
Добавлю, что и княжна допускала промахи. Что естественно для всякого человека в новом месте. Увы, такое служило основанием не для доброго научения, а для насмешек, оскорблений и ущемлений.
Глава 702
В Смоленске Елена была любимой и старшей дочерью Великого Князя. Её право гордо носить голову ни кем не подвергалось сомнению. Её мнение имело значение, даже старший брат не рисковал спорить с ней, памятуя о её остром язычке и резком, самостоятельном характере.
А здесь... мужчина на 12 лет её старше, много сильнее, владеющий оружием, как и положено рыцарю, очень хорошенький со своей узкой тёмной бородой, тёмными волнистыми волосами, усами и глубокими выразительными карими глазами, с манерами имперского аристократа, приятный и весёлый в общении, просто даёт ей пощёчину. Когда она выражает своё мнение. А когда она настаивает, меланхолично добавляет ещё наотмашь.
-- Твоё дело, курва русская, помалкивать. Пока не спросят.
Казик не проявлял к жене сильных чувств. Не ненависть и ужас, как у Филиппа к Ингеборге. Равнодушное презрение. Переходящее в раздражение по любому поводу. По поводу её существования.
Устраивать навязанной жене какие-то страшные муки он не мог: старший брат не велел, союз с Великим Князем Киевским был важен для Великого Князя Краковского. Да и особой потребности не испытывал: Казик пользовался популярностью среди местных жительниц. И из-за своей довольно смазливой внешности, и из-за "столичности" - опыта жизни в Германии. Пусть и в заложниках, но при дворе самого императора.
Чужесть княгини, попытки вести себя самостоятельно, как ей было прежде свойственно, "прирождённый схизматизм", отсутствие невинности, о чём Казик в подробностях рассказал придворным на следующее после консумации утро, превратили её в мишень, в дичь на той непрерывной "королевской охоте", которую устраивает толпа бездельников-придворных во всяком замке владетельной особы. "Ату её!".
Отмечу, что положение Ростиславы Андреевны в Саксонии было бы сходным, если бы отношение Генриха Льва к ней не было производным от отношения к её матушке, Софье Кучковне, если бы не пришедшие с нею сотни слуг. Герцогиня Ростислава могла, хоть и в ограниченных рамках, быть собой. Княгиня Елена не имела для такого ресурсов.
Князь с княгиней жили на корме его брата-короля, потому и королевская семья, и вся челядь в Кракове с восторгом принимали участие в травле младшей невестки. Законный супруг не только не мог, но и не хотел защитить её от потока всевозможных мелочных гадостей, обрушившихся на совершенно неготовую к этому девушку.
Одна. Совсем одна. Подобно Фросе Ярославне в Пожони, лишённая дружеского общения и пастырского утешения, Елена, однако, оказалась в ещё худшем положении.