Но на следующее утро Рейнхард не пришел.
Прошли сутки, потом двое, бытовое пространство грубо швыряло на стол остывшие блюда, который с каждым днем становились все проще, все холоднее, меня не вызывали на допрос, никто не проверял мою магию, никому до меня не было дела. Я перечитала весь ботанический справочник, основы химического зельеварения и начала магических практик, стараясь игнорировать коридорные часы, прекрасно просматриваемые через прозрачную магическую завесу камеры.
Камеры. Теперь я не сомневалась.
Впрочем, через еще сутки я уже именовала ее комнатой, потому что меня перевели в камеру, которая очень достоверно выглядела, и так же достоверно пахла. Впрочем, мне и она начала казаться раем, потому что через неделю я оказалась не просто в камере, а в самой настоящей темнице. Здесь было сыро, темно, а ночами скреблись мыши.
Книги у меня отобрали, и я второй день сходила с ума от мыслей, от скуки и от невозможности сходить в ванну.
— Что происходит? Когда придет Рейнхард? — спросила я быстро, когда бытовое пространство открылось на секунду, чтобы одарить меня какой-то неудобоваримой фигней на тарелке.
— Не придет, — буркнуло пространство и закрылось.
Эта часть тюрьмы была самой невыносимой. Здесь не было охраны, стояла вечная тишь, нарушаемая только звуком капающей воды и отдаленного человеческого гула. Но за мной наблюдали. Я кожей чуяла чей-то пристрастный взгляд, от которого зудело все тело.
От скуки я вспоминала стихи и, чтобы не сойти с ума, декларировала их вслух, а в один из дней нашла в потайном кармане платья забытую бабочку.
Маленькая колба выпала, когда я в очередной раз корячилась над тазиком, поскольку душ в этой темнице можно было принять только прорвав трубу. Вот с ней я и играла дни напролет, то выпуская бабочку полетать, то снова пряча в колбу.
Бабочка умела всего две вещи. Запоминать увиденное, а после либо воссоздавать его в фотографическом виде, либо искажать до жуткого и прекрасного сна. Сначала она показала мою собственную темницу и меня саму с серой, тоскующей по витамину де три физиономией, а после преобразила картинку в лабиринт. Как героиня видео игры, я мысленно перешагивала из камеры в камеры, натыкаясь на бесконечные проходы, женщин с моим лицом и соломенные тюфяки.
Лавочница меня надула, пообещав горячих юношей. Чтобы увидеть их, надо было познакомить свою бесполезную бабочку хотя бы с один из таких парней.
Почему не приходит Рейнхард? Почему, почему?
Я верила ему безоговорочно, но день шел за днем, ночь за ночью, и его волшебной красоты лицо стиралось из памяти. Забывались данные клятвы. Истекал срок годности нашей любви. Рейнхард выскальзывал из моих рук, ленты рун не были способны его удержать.
Но метка истинности еще была. Маленький чертополох — символ рода Винзо — расцвел на моем предплечье, похожий одновременно на тату и на ожог. Я каждый день проверяла его пальцами — не исчез ли, со мной ли он?
А как там мой волчок? А книга… Мои первые друзья в этом мире? Бесплодные мысли дни напролет толпились в моей голове, сплетаясь в черный змеиный клубок.
И в один из таких дней меня позвали.
— Клео. Скорее же, девочка, вставай, пока я могу держать завесу…
К тому моменту я потеряла счет времени, и собственное имя казалось чужим. Я даже подумала, что его воспроизвела бабочка. Она могла повторять простые звуки. Вот к примеру звук капающей воды, от которого не было спасу ни во сне, ни наяву.
С трудом повернув голову, я увидела нира Байлока, отчаянно держащего рукой плотную завесу, запирающую мою камеру. Я изумленно рассматривала его напряженное лицо, а потом решила, что у меня начались галлюцинации.
— Скорее, — зашептала галлюцинация. — Скорее, девочка.
Несколько секунд я пыталась осознать происходящее, а после птицей слетела с колючего матраса на подгибающихся ногах. Бросилась к выходу и буквально в последнюю секунду выскользнула в узкий проход, созданный ниром. С мягким стуком завеса схлопнулась за моей спиной, отрезав прядь волос, и меня окатило запоздалым страхом. При попытке побега такая завеса просто давила узников.
Еще в те дни, когда я жила в комфортабельной комнате-камере, охрана рассказывала мне, как полезно пользоваться завесой, вместо двери или стены. Завеса — это не просто магический прочный туман, не прозрачное пуленепробиваемое стекло. Это живой, думающий хищник. Идеальный охотник, размноженный на тысячи копий по всему императорскому дворцу, но имеющий единый… разум.