– Ну и квартирка!
– Юрий Петрович, послушайте! – вдруг всполошилась Вика. – Вы тех троих на балконе хоть немного рассмотрели?
– Я их очень хорошо рассмотрел. Все-таки достаточно светло было. Я как раз тер заднее стекло и их фиксировал. Конечно, сначала кепочку надвинул и пригнулся. Не хватало, чтоб эти чудовища меня тоже запомнили и потом прирезали.
– Ага, струхнули! – заметила Вика. – А мне говорили: “Ерунда, забудьте!” Ну, и как чудовища выглядели?
Юрий Петрович достал свой блокнотик, полистал его и сказал:
– Я сразу же, чтоб не забыть деталей, все записал. Итак. первый. Высокий. Рост, правда, снизу с трудом определяется. Худощавый сопляк лет двадцати пяти. Наглый, чернявый, стриженный, с острым носиком. Глаза темные, отвратительные. Теперь второй – он пониже, плотный, русый, кудрявый. Этакий Шура Балаганов. Лицо широкое, шея тоже, глаза не просматриваются, зато пасть огромная. Губы – лепехи. Тренированный – наверное, спортсмен. Не исключено, что байдарочник. Шучу, не сердитесь!.. Вот кто чудовище, так это третий. Неимоверного роста детина – таких называют “шкаф”. Голова только мелкая, незначительная деталь туловища. Физиономия утрамбована в боях до полного отсутствия рельефа. Зато силуэт незабываемый, даже издали легко узнать: ноги коротковаты, бычья шея, плечи не знаю, как в двери проходят, руки до колен. Вот такие у нас три богатыря.
Вика одобрительно покачала головой:
– Отлично! Заметки не мальчика, но мужа. Теперь я верю, что вы доцент. Но почему вы так рано покинули пост наблюдения? Вы же обещали посмотреть, что они делать будут, проследить их передвижения…
– Так они как раз передвинулись.
– Что? Куда?
– Сели в свой синий “Опель” и отбыли.
Вика в ужасе вскочила:
– Они уехали! Как же это? Насовсем?
– Успокойтесь, – сказал Юрий Петрович. – Во-первых, не все уехали. Ваш драгоценный киллер остался домовничать. Спать, наверное лег – свет потушил. А двое других… Мне и самому стало интересно. Я завелся и поехал тихонечко за ними. Ведь вы сами меня приучили к этой дурацкой забаве.
– Ну, и?..
– Три богатыря отправились в клуб-казино “Бамбук”. Там они припарковались и исчезли в дверях заведения. А я приехал сюда.
Медовые глаза Вики блеснули золотыми огнями. Не может быть, чтобы это были всего лишь отражения кухонных ламп! Она вскочила и заметалась по кухне. В ее решительной белокурой голове мелькали в это время, вертелись и укладывались новые планы. Надо ведь что-то делать! Наконец, она остановилась перед Гузыниным, который начал было подремывать, и вдохновенно шлепнула его по плечу:
– Я поняла! Мы с вами должны сейчас же ехать в “Бамбук”!
– Зачем? – изумился Юрий Петрович.
– Вы верите в предчувствия?
– Абсолютно не верю.
– Глупо! Потому что у меня предчувствие: в “Бамбуке” должно что-то важное случиться. Не знаю, что именно, но я уверена…
– Да бросьте вы! Ребята поехали проветриться, только и всего. Мы-то что будем там делать?
– Хотя бы рассмотрим их хорошенько. А может, что-то и разузнаем. В клубе они наверняка расслабятся, бдительность потеряют. Собирайтесь!
– Я не езжу в подобные злачные места, – с достоинством заявил Гузынин. – Мне противно.
– А я два раза была в “Бамбуке”. С мужем. Ничего особо противного там нет. Даже любопытно. Вам должно понравиться. Вести себя мы будем прилично и как-нибудь незаметно притремся к этой троице. Вы разве не смотрите криминальные сериалы? Там всегда так делается. Давайте, а?
Юрий Петрович продолжал упираться:
– Я устал. Я не одет. И потом, куда я дену Антошку?
– О, не беспокойтесь! – закричала Вика, уловив слабые колеблющиеся ноты в голосе. – Антошку мы сейчас спать уложим. Он сыт, у нас отличный есть диван, слон на нем даже поместится. А одеты вы… не шикарно, конечно, но вполне пристойно. Вон, кажется, и галстук виднеется? Чего же еще? Да, ваш имидж без блеска, но блеск я беру на себя. Соглашайтесь!
Не дождавшись ответа, она бросилась в гостиную, где Анютку с Антоном, похоже, уже укачало мультиками. Идея ночлега на новом месте Антона привела в восторг. Диван для слона он безоговорочно предпочел собственной надоевшей кровати.
Вика поручила Юрию Петровичу рассказать детям такую нудную сказочку, чтоб они мигом заснули, а сама нетерпеливо распахнула гардероб. Подходящих вечерних платьев сейчас у нее было два – черное, убийственно-элегантное, которое не посрамило бы и коктейля в безупречном “Грунде”, и голубое. Может быть, лучше голубое? Без Вики, в шкафу на плечиках, оно представляло собой замысловатый, перепутанный моток веревочек и лоскутков, так что и догадаться было трудно, что это платье. Зато на Вике оно прошлым летом помрачало умы отдыхающих в Браганце, Португалия. Вика производила тогда неотразимое впечатление. Не только на успешных российских жуликов, которых был особенно густой наплыв, но и на попадавшихся изредка немцев и всяких прочих шведов. Местные же брюнеты, прислуга в основном, просто выли ей вслед. Для “Бамбука” она тоже выбрала голубое. Пусть оно летовато для стылого нетского апреля, зато изящно и ничуть не выдает Викину причастность к респектабельному “Грунду”. Чтоб довершить преображение. Вика свои новые белокурые волосы зачесала назад и адски залакировала. Вышла голая змеиная головка. На бледном лице одиноко цвел алый мак губ. Когда Вика в таком виде предстала перед Гузыниным, с того мигом слетела дремота. Он даже покраснел и старался не опускать взгляд ниже Викиных ключиц, где голубое еще и не начиналось.
– Вас хоть родственники при встречах узнают? – только и сказал он. – Я всякий раз теряюсь…
Но упираться больше он не стал. Они уселись на шершавые сидения “Москвича”, и Вика посмотрела в свой кошелек.
– У вас деньги есть? – спросила она. – Я взяла с собой все, что было дома, но этого может не хватить. “Бамбук” – местечко не из дешевых. Сколько у вас?
– Семьдесят с копейками, – признался Гузынин.
– Слово “деньги” тут не годится. Вы что, смеетесь?
Гузынин помялся и предложил:
– Тогда, может, ко мне заедем? Там отложено кое-что, я захвачу. Здесь недалеко, улица академика Чицына.
– Валяйте!
К “Бамбуку” они подоспели в глубоких потемках. “Москвич”, чтоб он не вызывал подозрений своей непрезентабельностью, припрятали в соседнем проулке, на платной стоянке. Перед “Бамбуком” выстроились машины совсем других статей, и синий “Опель” в их числе. Юрий Петрович явно робел, нервничал. Один вид вышибал “Бамбука” вгонял его в столбняк. Он удивлялся спокойствию Вики.
Интерьеры “Бамбука” были выдержаны то ли в китайском, то ли в японском стиле. Точно в каком, определить было невозможно – слишком продвинутым и причудливым было освещение. По той же причине Юрий Петрович поначалу поминутно моргал и растеряно вздрагивал от эффектных цветных вспышек. Вика подумала, что со стороны они выглядят парой пусть странной, но довольно убедительной: очаровательная паразитка, скучая, вытащила из норы влюбленного папашу Гобсека. Папаша лет двадцать пять скаредно донашивал свой свадебный костюм, вершил грандиозные тайные махинации и знай себе прятал брильянты горстями в тайники, выдолбленные под половицами. Но и неказистого папашу пихнул черт в ребро. Теперь уж мотовка в голубом из него кишки вымотает и разорит в пух!
– Чего-то их тут не видать, – прокричал Вике в ухо Гузынин. Его шевелящиеся губы были озвучены со сцены довольно громким голосом московской мегазвезды средней руки. Мегазвезда, с влажными от усердия волосами и дьявольской дизайнерской бородкой, пела. Вернее, пел. Еще он улыбался и присаживался на корточки, радушно протягивая руки к первым рядам танцующих. Ряды колыхались к его ног мерно, как щепки на речной волне. Несколько девушек пытались снизу поймать певца за штанины и приблизить к себе. Разумный певец пошел им навстречу, медленно снял серую, неновую майку и швырнул в гущу потянувшихся рук. “Waw!” – обрадовались девушки.
– Что за гадость! – прошипел Юрий Петрович, презрительно косясь на танцующий пуп певца.
– А вы не пяльтесь, куда не надо, – ответила Вика.
Она уже отхлебывала коктейль из длинного стакана. – Вы лучше вглядитесь в публику. Может, эти трое как раз там и пляшут?
– Черт из знает! освещение тут плохое. Да и музыка гремит так, что ничего не видать. У меня уши заложило.