Выбрать главу

– Буду, – вяло сказал Пролежнев. – Даже если все, что вы тут наговорили, совершеннейшая чепуха. Даже если вы просто почему-либо хотите бросить тень на уважаемого человека. Я буду ее смотреть.

Он неторопливо достал из кармана записную книжку:

– Ваша фамилия? Адрес? Где вас найти?

Записав все это, он поинтересовался, отправится ли теперь Вика восвояси или подождет его в машине. Вика согласилась подождать, только припарковаться попросила не у “Грунда”, а наискосок, у “Топлесс-банка”. Так ей будет спокойнее.

Пролежнева снова пришлось ждать очень долго. Тут-то Вика и пожалела, что, пробегая кафетерий, не захватила там пару бутербродов. Муки голода усиливали душевный терзания. Вика с ужасом предположила, что в службе безопасности по наущению Смоковника и дунинского Вовы уже успели стереть с кассеты ее художества, и тогда… Возможно, и Пролежнев проболтался о том, о чем она ему проболталась (а упомянула она и “Бамбук”, и Вову, хотя не собиралась ничего конкретного сообщать). Вова может про это узнать, и тогда… Главным ее кошмаром было внезапное допущение, что в чертов резной фриз не вделана никакая камера, и Вика ломала свою комедию перед пустой бесчувственной стеной. Кассеты не существует, Дунин не дурак и быстро во всем разберется, и тогда… Вике от таких мыслей сделалось совсем худо. Нет, камера должна быть! Елена Ивановна не могла ошибиться, она все знает! Она даже видела в ванне полунагого подданного Люксембурга! И потом, если Пролежнева нет так долго, значит, что-то в “Грунде” все-таки происходит сейчас? Чтобы отвлечься, Вика позвонила Анютке, категорически велела ей делать уроки, потом отправляться к Шемшуриным. Анютка не узнала ее голос, даже спросила: “Ты не заболела, мама?” Вика только теперь начала сознавать, что вляпалась в дело похуже ангины. А не сбежать ли ей сейчас из опостылевшей “Волги”?

Вдруг рядом появился Пролежнев с каким-то пакетом под мышкой.

– Ну, как? Просмотрели кассету? – робко спросила Вика. Настроение у Пролежнева, судя по бровям, было теперь еще хуже, чем тогда, когда Вика лепетала про справку из дурдома и удар зонтом по голове.

– Н-да, – только и сказал он.

– Вам показали запись? – повторила Вика.

– Показали. Но с боем. Со ссылками на права человека и чуть ли не на трибунал в Гааге.

– А наша фирма европейского уровня. Репутация, как у жены Цезаря, – подтвердила Вика. – Вы знаете, наш босс – подданный великого герцога Люксембургского.

– То-то они в Люксембург и звонили! Я очень удивился. Слава Богу, тамошнее начальство распорядилось не только показать видеозапись, но и предоставить ее правоохранительным органам. Все-таки клятые западники умеют уважать закон и порядок. Это у них в крови!

– Наш люксембуржец русский. Его фамилия Иванов. Его тетка в угловом гастрономе работала. А плечи у него, как у Анны Карениной.

Брови Пролежнева были абсолютно неподвижны (не вследствие ли давней контузии от руки преступника, подумалось Вике). Однако его серые глаза, снова ставшие непроницаемыми при смене освещения, заметно выкатились из орбит.

– При чем тут плечи? Бред какой-то. И то, что я увидел на вашей кассете – тоже бред, – раздраженно сказал он. – Давайте-ка подъедем сейчас ко мне в прокуратуру и там потихоньку разберемся, что означает весь этот цирк.

– Я не поеду, я не обедала. Я сейчас от голода умру, – жалобно сказала Вика.

– Зато я обедал и времени терять зря не намерен. Из буфета нам принесут чай и бутерброды – и приступим.

– Хорошо. Только я не люблю вареную колбасу с салом. И селедки не надо. И не дай Бог, каши, – перечислила Вика на одном дыхании, как это делал привередливый Антон Гузынин.

– Есть будете то, что есть в буфете, – заявил черствый Пролежнев. – По-хорошему, вас и задержать можно в связи с причастностью к заказному убийству. Вон вы что перед камерой вытворяли! А если это не розыгрыш? Тогда уж точно вы долго не увидите колбасы с салом. Господи, до чего дурацкая версия появилась при вашем содействии! Но что делать – надо ее проверять.

– Почему же дурацкая? – обиделась Вика. – Единственно верная версия, сами увидите. Да у вас волосы встанут дыбом, когда вы узнаете все кошмарные подробности этого убийства! И еще много всего!

Пролежнев покосился на нее недоверчиво:

– Подробности? Вам-то откуда подробности эти известны? Никак не могу этого понять.

– Так вы что, меня не узнаете? Посмотрите повнимательнее, да не сюда, а вот так, в фас. Ну, что? Я ведь и есть а самая женщина в шляпе!

Глава 14

Сложите два и два

Стены здания городской прокуратуры удивляли своей мощью. Вика никогда таких не видела. Подоконники были здесь настолько широкие, что она, даже наклонившись, едва могла коснуться вытянутой рукой оконного стекла. И стекло это было редкой, нетеперешней толщины. В его тяжелой зеленоватой массе кое-где поблескивали стайки мельчайших пузырьков и струились волнистые потоки, как в льющемся меду, отчего тополя за окном выглядели подогнувшими колени. Помещения прокуратуры были темноваты и прохладны неподвижной стылостью застенка. Поначалу Вика решила, что ее знобит от возбуждения. Но вскоре она заметила, что большинство здешних работников, даже одетых в мундиры, носят валенки различных моделей. Те, что были в мундирах, предпочитали валенки, обрезанные на уровне щиколоток. Пролежнев, будучи в обычном костюме, мог позволить себе больше комфорта: как только они с Викой вошли в кабинет, он достал из-под стола классические пимы с отворотами и погрузил в них свои длинные плоские ступни в серых носках.

– Скажите, а что в этом здании было в старину? – не удержалась позже от вопроса Вика.

– Кажется, военно-полевой суд и гауптвахта. Что-то в этом роде, – ответил Пролежнев. – Холод тут собачий. Зимой топят, и можно хоть иногда на батарею ноги положить. Зато когда отопление отключают, как вот теперь, замерзаем на корню. Даже летом в жару поминутно горячий чай пьем. У меня в прошлом году одна свидетельница тут даже воспаление легких подхватила. Дело было в июле, она и додумалась явиться в чем-то пляжном – в маечке какой-то, шортиках. На ногах вьетнамки. Естественно, кончилось все больницей. Вот и вы пальто зря сняли. Конечно, это ваше право, но если пробирать начнет, не стесняйтесь, оденьтесь!

Вика надела пальто, застегнулась на все пуговицы, надвинула на лоб шапочку, чтобы не зябли уши, и приступила к еде. Бутерброды ей, как назло, достались с колбасой, но она до того изголодалась и продрогла, что съела все до крошки, невзирая на сало. Выпила и горячий невкусный чай. Пролежнев в это время тактично смотрел на улицу сквозь волнистые стекла.

– Здесь под нами громаднейшие подвалы, чуть не в два этажа, – пояснил он. – Подвалы полны ледяной воды. Какие-то особые студеные родники бьют там зимой и летом. Говорят, что это ценный памятник природы. Здание это раньше в самой середине Нетской крепости стояло. Осадят, бывало, киргиз-кайсаки крепость, а в подвалах неистощимые запасы отличной питьевой воды. Не глупо придумано? А то, что здесь и гауптвахта помещалась, тоже логично. Принципы гуманности лишь недавно вошли в нашу жизнь.

– Но крепость уже двести лет, как сломали! – вспомнила Вика.

– Это здание сломать не удалось ни тогда, ни позже.

– Так зачем здесь прокуратуру сделали? Даже несолидно: все поголовно ходят в валенках.

– Мы давно просим другое здание, но у нас плохо с финансированием. До нас тут кожно-венерологический диспансер был (в начале перестройки его перевели в бывший детский сад “Улитка”). Представьте, многие больные отсюда переезжать не хотели – в холоде у них их парша не так чесалась. Зато врачи тонны жалоб писали и даже объявляли голодовку: пусть, мол, лучше больные чешутся, чем нам мерзнуть. Наплевали на клятву Гиппократа и переехали в “Улитку”. А мы въехали сюда с Больничной, из бывшей ветеринарной клиники. Там, конечно, тепло было, но здание ветхое, деревянное. Крыша текла, блох в обшивке полно сидело с ветеринарных времен, да и удобства, извините, на улице. Хрен редьки не слаще.