Все эти занимательные сведения Пролежнев сообщил и бутерброды принес лишь после того, как Вика наговорила на магнитофон всю свою историю, начиная с пакостей Пашки и Лариски на складе и кончая появлением сегодня в “Грунде” Дунина с Вовой. Показания свидетельницы Царевой выглядели на редкость нелепо. Вике не верилось, что она за короткое время смогла наделать столько самых несуразных глупостей. Пролежнев утешал ее тем, что стилистически подработанный протокол будет ничуть не хуже прочих в его практике, и, читая его, никто ничему не удивится. Поначалу опытный следователь, конечно, не верил ни единому Викиному слову, тем более, что она не могла сообщить ни теперешнего адреса Пашки, ни отчества Лариски, ни года рождения Гузынина. Лед был сломан, когда Вика подробно описала внешность Духа и трех богатырей. Пролежнев сразу оживился, вскочил и распахнул шкаф, из которого ощутимо пахнуло холодом, как из погреба. В шкафу нашлась зеленая папка, а уж в папке – расплывчатая фотография Викиного киллера. На фотографии у киллера была улыбка слабоумного и выпученные глаза, чего в жизни не наблюдалось.
– Он? – спросил Пролежнев.
Да, это он, – без колебаний ответила Вика. – Его зовут Дух. Только выражение лица у него здесь какое-то странное. Он, наверное, нарочно такую глупую рожу скорчил?
– Скорее всего. Ведь он не глуп – Всяких Владимир Игоревич двадцати пяти лет от роду. Его кличка действительно Дух. Сын ветерана афганской войны. Подозревается в причастности к нескольким тяжким преступлениям.
– А три богатыря?
– Попробуйте опознать их здесь.
Вика стала перебирать предложенную Пролежневым пачку фотографий. От обилия неприятных мужских портретов ее снова пробрала дрожь, невзирая на застегнутое пальто. Она отложила изображения скользкого Дэна и Стасика-Балаганова. Толстяков в пачке было полно, но все они казались Вике на одно лицо. Вот если б она его живьем увидела, то узнала бы мигом и даже без всякого лица, по одним только длиннющим рукам!
– Скоро вам представится такая возможность, – обрадовал ее Пролежнев. – Это члены преступной группировки Очкастого. Опергруппа уже выехала по данному вами адресу на Инернациональную. С минуты на минуту она доставит сюда задержанных, и вы опознаете своего толстого.
Вике до того стало холодно, что она натянула перчатки.
– Опознание? – спросила она. – Это что, вы посадите на скамеечку несколько толстяков, и я должна буду одного выбрать? Я такое видела в кино.
– Что-то в этом роде.
– А он потом возьмет и зарежет меня?
– Ну уж сразу и зарежет. Совсем не обязательно! Не пугайтесь так. Уж если вы на Дунина не побоялись перед телекамерой наброситься, то тут уж чего… Хотя честно, без дураков: вы в самом деле в опасности. В такое дело влезли, что просто удивляюсь, как у вас духу хватило. Вы из “Грунда” и не могли не представлять, какая сила Дунин. Я не знаю даже, что теперь со всем этим делать.
– Дунина посадить, вот и все, – предложила Вика.
– Неужели вы так наивны? Это же Дунин! Вы видели таких людей сидящими?
– Нет. Но лежащими видела. Малиновского, например. Что, они, эти люди, из другого теста сделаны? За Духом опергруппа едет, а Дунину – набор шоколада?
– Ох, вы, похоже, таки не понимаете! Дунин – человек очень влиятельный и богатый. А чего у нас нельзя купить за деньги! Покупаются свидетельские показания, документы, судьи…
– Мясокомбинаты, нефтяные вышки. Убийцы в черных шапочках. Да знаю я все! Но и вы наивны, пусть и следователь по особо важным делам. Разве ваше расследование не находится под личным контролем губернатора?
– Находится, – вздохнул Пролежнев. – Каждый день от нас требуют конкретных результатов…
– А вы суете начальству даму в шляпе? И этого лапотного колбасника Приходько?
– Откуда вы… Что вы этим хотите сказать? – раздраженно спросил Пролежнев, и спустившийся мрак его бровей ясно показал Вике, что больше он ей ни бутербродов не принисет, ни чаю из своего электрического чайника не даст.
– А вот что, – таинственно прищурилась Вика; ей только что в голову пришла очередная шальная мысль. – Губернатор хочет, чтоб вы не байки ему рассказывали про дамские банды, а изобличили настоящего преступника. Это Леонид Михайлович Дунин и никто другой. Значит, губернатор наверняка хочет, чтоб вы посадили Дунина!
– Я никого не сажу. Приговор выносит суд. И вообще вы какую-то ахинею несете, – отмахнулся Пролежнев.
Вику это не смутило.
– Вы не можете не знать – продолжала она, – о губернаторском племяннике, единственном и любимом (собственных детей у губернатора нет и быть не может: он в детстве на школьном дворе упал с баскетбольного щита и все себе отбил). Так вот, этот неповторимый племянник тоже скупает мясокомбинаты!
– С чего вы взяли?
Вика прикусила язык: про падение со щита ей рассказала Елена Ивановна Рычкова, которая училась в одной школе с будущим губернатором и чуть ли, как поняла Вика, не присутствовала при отбитии губернаторского всего. Вике пришлось наивно похлопать ресницами и резко сместить акценты:
– Вы телевизор смотрите? Нет, наверное. Большая занятость, особо важные дела… А я видела передачу про этого племянника. Он как раз купил очередной мясокомбинат, пригласил австрийских специалистов по сосискам налаживать производство, а для работников построил сауну с помощью финских специалистов… Вы меня слушаете? Так вот, сложите теперь два и два.
В серых глазах Пролежнева что-то сначала помутилось, а затем блеснуло – должно быть, два и два. Он, мягко ступая валенками, вышел из кабинета. Неужели побежал докладывать губернатору, какие сплетни ходят о драме на баскетбольной площадке? Ну и пусть, Вик отопрется! Она и так помогает следствию в совершенно неразумных масштабах! Нет, Пролежнев не так глуп, чтоб не понять, на что она намекала. А намекала она на то, что молодой, прогрессивный, гуманный губернатор, меценат, подвижник и лучший друг отечественного производителя никак не захочет порывать и выговаривать злодея Дунина. И другим не позволит. Тем более, что Дунин еще и конкурент любимого племянника. И если Пролежнев…
Пролежнев вернулсяочень быстро и был мрачнее тучи. Он молча уселся за свой стол и включил электрочайник, который сразу сипло фыркнул и стал так шуметь, будто внутри его кто-то отчаянно царапался проволочными коготками.
– Не смею вас больше задерживать, Виктория Сергеевна. Опознание отменяется. Опергруппа вернулась ни с чем – птички с Интернациональной упорхнули. Пусто там.
– Но они были! Я их не придумала! – в отчаянии вскрикнула Вика.
– Знаю. Соседи подтвердили, что четверо мужчин, по приметам похожих на описанных вами…
– Да не похожих, а тех самых!
– …действительно снимали квартиру по указанному адресу. Сегодня днем, около двух, они вышли из квартиры с дорожными сумками и больше не появлялись.
– Я же говорила, чтоб вы быстрее за кассетой бежали!
– При чем тут кассета? Разве есть какая-то связь?
Простите, я не подумала…
– Как обычно, судя по всему. А тем временем Леонид Михайлович Дунин собирается на остров Ивиса, что близ побережья Испании. Заказал на завтра билет. Виза у него еще действительна.
– Ивиса? А, знаю! – оживилась Вика. – У него там жена с водного велосипеда свалилась.
– Ох, если бы ваши обширные познания хоть как-то помогли сформировать базу доказательств!
Вика возмутилась:
– Еще сегодня с утра, без меня, вы ничегошеньки не знали, а теперь знаете все. Или почти все. И еще обижаетесь, что я вам доказательств не додала!
– Не в обидах дело, – задумчиво проговорил Пролежнев, пытаясь повести неподвижной бровью. – Вы чересчур вторглись… Ведь сами не понимаете, что наделали! Выбежали к телекамере, пальцем шевельнули, камушек бросили – и сорвалась лавина, и покатилась. Чем все закончится, неизвестно. Будем ждать. Кто его знает, может, все к лучшему? Все эти ваши богатыри на водных велосипедах всполошились и теперь набросятся друг на друга отношения выяснять. Стало быть, вылезут где-нибудь обязательно, нашумят. Худо-бедно лавину мы пока контролируем. Было бы хуже, если б все случилось само собой, неожиданно, и мы бы совсем ничего не понимали. Поглядим, поглядим…