Осознаю очевидное.
Она все узнала. Все узнала, черт побери.
Душу топит в пучине стыда и отчаянья. А моя хватка на ее лице становится только сильнее, будто руки хотят сжать до боли, чтобы не дай бог — не отпустить.
Я дышу со свистом, смотря на нее, сквозь плотно сжатые зубы. Потому что из груди рвется наружу нечеловеческий рык. Всю усталость, заботы предыдущих недель, словно снимает рукой. Я о них больше не думаю. Ни о проваленной сделке с китайцами, которую мы два года готовили. Ни об огромной финансовой дыре в моем бизнесе.
Ни о чем больше не думаю, кроме нее, моей девочки.
Но последняя надежда на то, что я ошибся, принял такую реакцию за что-то другое, тает как снег на теплых ладонях.
Губы жены приоткрывается, и сиплым шепотом она произносит:
— Я все знаю, Руслан. Все знаю. Про тебя. И про нее.
Мой кадык болезненно дергается. Глаза жжет.
— Нет, — тихо шепчу, и тут же склоняюсь, чтобы обсыпать ее лицо тысячей поцелуев. — Нет, нет, Саш. — Отрицаю очевидное. Не могу смириться, что моя реальность вот так изменилась. Не хочу верить, что она все узнала.
Но останавливаю свои поцелуи, когда вижу, как лицо Сашки болезненно морщится. Ей противно. Противно, что я прикасаюсь.
Меня отбрасывает от нее в ту же секунду, будто ударам тока.
Падаю на пол, опираясь ладонями, и смотрю ей в глаза. В пустые глаза, которые еще утром полыхали океаном любви.
Мысли в голову лезут медленно, нехотя. Огромными скользкими червями заставляют меня понять — я всё потерял.
— Саш, это…
— Не то, что я думаю? — горько усмехается она. И мне кажется, что даже эта эмоция разочарования — поддельная, не настоящая. Будто там, внутри, моя девочка больше не чувствует совсем ничего.
Не нахожу нужных слов. Как идиот открываю рот, и закрываю обратно. Потому что знаю — мне нечем себя оправдать.
С силой стискиваю руками виски.
— Саша, давай поговорим. Я все тебе объясню, ладно? Не руби с горяча. Это было… ошибкой.
И кажется в этот момент в воздухе повисает то самое осознание — между нами все кончено.
Она никогда меня не простит. Никогда.
Так же как и я не простил бы любимой измену. Сам бы убился, но видеть рядом не смог. Видеть, и гадать каждый день, верна ли теперь. Если оступился однажды — будь готов поплатиться за слабость. А я…
Малодушно пытался стереть эту слабость из памяти. Думал, что получится затолкнуть чувство вины. Сделать вид, что ничего не было. Лишь бы не рушить наш брак.
— Ошибка… — как то отстраненно повторяет жена. — Значит все-таки… Была…
Опускаю глаза.
Не могу смотреть на нее. Смотреть и видеть, как презрительно глядит в ответ человек, которого ты до одури любишь.
— Да, — отзываюсь я глухо. — Это было…
— Всё. — Все так же, не повышая тона, отзывается Саша. Вскидывает руки ладонями вверх. — Уволь меня от подробностей, ладно?
Вот так. Еще с утра я купался в ее заботе и нежности. Еще с утра поти поверил, что мне удалось переступить через ту ошибку, которую я совершил. А теперь… Теперь все кончено.
И нет даже смысла вымаливать у нее шанс на прошение. Я знаю Сашку как свои пять пальцев. Она возненавидела меня, как только убедилась в измене. Для нее меня больше не существует.
Не спасет ни тугой кошелек, ни та сказочная жизнь, которую я нам обеспечил. Я в этом уверен. Ведь я сам выбрал такую жену — которой плевать на деньги и материальные ценности.
Она полюбила меня. Ни за что-то. Просто полюбила. А разлюбит за то, что я подлец и предатель.
Но делаю жалкую попытку что-то ей втолковать, хотя самого от своего тона воротит:
— Саш, я так перед тобой виноват…
— Еще вчера ты утверждал обратное, — и снова эта разочарованная улыбка в уголках ее губ. — Врал мне прямо в глаза.
Врал. Врал, потому что до дрожи в руках боялся тебя потерять.
— Я больше никогда не оступлюсь. Обещаю.
— Мне уже… — она медлит, как медлит палач прежде чем снести голову с плеч, — все равно.
Тихо поднимается на ноги. Смотрит на меня свысока.
— Я не буду разбираться во всей этой… грязи. Я не хочу знать когда, сколько раз, и в каких позах.
И мне хочется впервые повысить на нее голос. Закричать, донести — это было всего один раз! И это было огромной ошибкой! Ошибкой, от которой я пытался тебя уберечь! Но не смог!
— Я хочу развод. — Говорит моя девочка, убивая в моей душе последние капли надежды.
Я готов стоять перед ней на коленях. Целовать ее ноги. И вымаливать прощение.
Останавливает только одно — я знаю, что это все бесполезно. Потому что знаю жену.
Глухо выдохнув, она еще смотрит. И ждет. Что я что-то скажу? А не дождавшись, говорит снова сама: