Он делает меня уродиной, которую и в свет вывести страшно.
Рома звал меня с собой на этот вечер, но я не особо хотела ехать с ним. Я беременна, ну какие приемы? А ему обязательно надо там быть. И к чему все привело? Верчусь нагая перед зеркалом и роняю горячие слезы.
— Не понял? — Рома стоит на пороге ванной комнаты и смотрит на мою истерику ошарашенно.
Я дергаюсь. Не ожидала, что он вернется так рано.
— Ну что ты хочешь? — спрашиваю заикаясь. — Я беременна!
— А потом чем оправдываться будешь?
Поднимает с пола брошенный махровый халат и кутает меня в него как ребенка, подхватывает на руки, выносит в спальню. Пока он делает все это, я полностью успокаиваюсь. Воистину, гормоны страшная вещь.
Волков кладет меня на кровать, тут же скидывает на пол пиджак и снимает рубашку, отправляя ее туда же. Ложится рядом и притягивает меня к себе. Я тут же закидываю ногу ему на бедро и трусь мокрым носом о его грудь.
Рома бережно прижимает меня к себе, стирает слезы, целует в лоб, в висок, оставляет множество мелких поцелуев на рубце.
— Что случилось?
— Это просто гормоны, — шепчу ему.
— А теперь давай заново, — просит мягко. — Начистоту.
Кусаю опухшие губы.
— Гормоны…
— Это из-за того, что я поехал на вечер, да? — понимает он.
— Не только, — всхлипываю. — Я теперь другая, Ром. Меня теперь в свет только в качестве циркового урода выводить можно.
Ромка тут же касается губами моего шрама.
— И ты себя за пару часов разогнала от переживаний о том, что я тебе там изменяю, до того, что ты якобы некрасивая? — спокойно и понимающе спрашивает он.
На ответ нет сил, поэтому я просто киваю.
Мы молчим. Рома не спешит переубеждать меня.
— Знаешь, еще до того, как мы с тобой поженились, я вообще не видел себя в качестве семейного человека. Вроде как вокруг столько свободных и готовых на все женщин — я что, дурак, связывать себя по рукам и ногам? — он усмехается невесело. — А потом во мне что-то переклинило, и я решил жениться на тебе. Знаешь, уже тогда я не мог представить никого другого на эту роль. Ты казалась идеальной. Черт, ды ты и была идеальной! Всегда собранная, красивая, умная. Вхожая в нужные круги, спокойная. Я только сейчас понял, что боялся тебя, Дель. Честно. Ты как Терминатор — была идеальной машиной, а я даже не сделал ничего для того, чтобы заглянуть внутрь тебя. Поначалу я не изменял тебе, Дель. Как-то хватало тебя. А потом приелось… прости. Что бы я ни делал, на твоем лице всегда сияла одна и та же улыбка. Я давно думал о разводе, потому что предавать тебя казалось низостью, но я понятия не имел, что бы ты сделала. Вернулась домой к своему отцу? Ты явно не была готова на самостоятельное плавание.
Рома гладит меня по голове и продолжает рассказ, будто рассказывает мне сказку. Сказку для взрослых девочек.
— У меня никогда не было постоянной любовницы, я вообще не искал связи на стороне. А измены… случались не так часто, как ты думаешь. Каждый раз, возвращаясь к тебе, мне хотелось удавиться. А еще я хотел разнести весь дом и тебя в том числе. Я жаждал увидеть хоть одну твою эмоцию, но каждый раз, унюхивая чужие духи, ты вежливо улыбалась, целовала меня в щеку и уходила спать. Мне казалось, что у тебя внутри не было ничего, кроме благодарности за то, что я спас тебя от мудака-отца.
Хватило бы нам разговора для того, чтобы наладить отношения? Исправить все, что натворил Рома? Переделать себя и перестать быть послушной куклой?
Навряд ли.
— Когда ты ушла от меня, я обрадовался за тебя даже больше, чем за себя. Наконец-то ты стала свободной от оков. Ты ушла, и я понял, что просрал все. Мои мечты об успешном бизнесе, статусе, тачках, недвижимости — все это оказалось пылью. Ты самое главное, что со мной случилось в жизни. И ты ушла. Я слишком поздно понял, что мечтал не о том.
Слезы предательски катятся по щекам, падают на грудь Ромки, а он еще сильнее прижимает меня к себе.
— Я понимаю, что, наверное, никогда не заслужу твоего полного доверия. Но, Аделия, прошу тебя хотя бы попытаться это сделать, потому что я сдохну, как псина подзаборная, без тебя. Когда я узнал, что ты ждешь ребенка, чуть не тронулся умом, правда. Мне кажется, я одновременно состарился и помолодел лет на десять.
Рома поднимает мое лицо и целует мокрые дорожки слез, гладит по волосам:
— Я люблю тебя, Дель. Да, я понял это поздно. Но лучше поздно, чем никогда, правда? Еще будут вечера, будут в моем окружении и другие женщины — партнеры, секретари. Помни о том, что я сказал: я тебя люблю и больше никогда не предам.