А тут такой великолепный сюрприз.
Я не знаю, сколько она слышала, но по выражению её лица — достаточно, чтобы вылезти вон из кожи ради того, чтобы изловчиться на сей раз.
Но вместо этого я пялюсь на неё как последний дурак.
Что-то точно случилось.
— Стеша, тебе нехорошо?
Она растрёпанная и бледная. Золотисто-каштановые пряди выбились из причёски, губы на фоне белой кожи кажутся ярко-красными, накрашенными, хотя я знаю точно, что это не так. Худенькая и невысокая, она держит за стенку и глядит на меня исподлобья.
Я долго привыкал к тому, что вот это вот чудо — моя жена. Ни о чём неподозревающая глупышка. Неловкая деревенская девушка, которую я в какой-то момент всё-таки стал считать сексуальной.
Как бы Ира ни бесилась от этого…
Конечно, не нужно было тянуть. В первую же неделю стоило со всем покончить. Но был ряд обстоятельств, из-за которых мы всё ещё в этой точке и не в какой другой. Одно из них — я хотел растянуть момент.
Не сильно. Если бы Ира потерпела, ничего бы сейчас не было.
А так — сначала придётся выдумать что-нибудь. Затем усыпить бдительность. Умаслить, влюбить ещё сильнее.
Не знаю, сколько это времени займёт.
Хотя… может быть Стеша поверит в любую ложь с первой попытки. Она любит меня так сильно, что сама себя убедит в чём угодно.
— Затошнило… — отвечает она на вопрос, вмиг заставив меня забыть обо всём, кроме беспокойства за неё. — Это от… — она с какой-то опаской вглядывается в моё лицо. — От пирожка.
— От пирожка.
— Да, — Стеша неловко кивает. — А теперь скажи мне, — голос такой, будто сейчас расплачется, — Ирина — не твоя сестра, так?
Интересный вывод.
Я выгибаю бровь, затем тяну к Стеше руку, чтобы коснуться плеча.
Но она отшатывается и всхлипывает.
Дело-то плохо.
Чёртова Ира и её поганый язык.
— Ладно, — выдыхаю, — любимая, идём со мной.
— Нет, сначала ответь! Где Ирина? Я сама с ней поговорю.
— Она уже ушла.
Это правда — хлопнула дверью, зная, что ей попадёт. Это к лучшему.
— Пойдём на кухню, это будет непростой разговор.
Стеша заранее начинает реветь. Я конечно понимаю, она маленькая девочка, я её первый, жизни не видела, но всё же раздражает.
Хочешь удержать мужика? Встань перед ним на колени и займись его достоинством.
Потому что сопли не нравятся никому.
Она садится напротив меня. Её трясёт.
Очень жаль, что так вышло.
— Дело в том, что Ирина не в себе, понимаешь?
— Нет, — Стеша хлопает своими глазами лани в свете фар. Умилительно.
— Она тебе не говорила, потому что ей стыдно. И меня просила не говорить. А я не хотел ставить тебя в неудобное положение из-за чужой тайны.
— Не понимаю… Сегодня она говорила со мной и казалось адекватной.
— Да, вспышки агрессии и гнева у неё бывают редко, но метко. Но не бойся, дорогая, это не наследственное. Тогда бы я тебе, конечно, сказал.
— Какая болезнь заставит человека говорить такое?
Какое? Я уже сам не помню, что именно несла Ира. Допытывалась как обычно, сплю я с женой или нет… Мда.
— Ну это не совсем болезнь. У неё травма после смерти родителей. Она иногда срывается. Появляется что-то типа бредового расстройства. Врач говорит, что так её мозг пытается справиться.
Стеша всхлипывает, на неё сейчас смотреть больно.
Глаза полны слёз и надежды.
— Правда, Мирон?
— Правда.
Глава 8
Бабушка, что взяла меня из детского дома, умерла за несколько месяцев до моего восемнадцатилетия. И дом свой завещала каким-то сектантам. Было очень обидно, я ведь с самого детства заботилась о ней, света белого не видела, даже школу пропускала, потому что у неё постоянно были какие-то дела для меня. Одно время у меня был старший брат. Сводный? Или как это называется? Как называется, когда над мальчиком и девочкой берут опеку, чтобы получать отчисления и нагружать работой? Не знаю, но я звала его братиком.
Его звали Русланом. Он меня защищал, а потом объявилась его родственница и забрала его. Мне было лет одиннадцать, я уже подробностей не помню.
Но до сих пор по нему скучаю, будто какую-то часть меня тогда оторвали.
Даже сейчас, хоть и думаю совсем о другом, а вспоминается его образ. Светло-русые волосы, пронзительные голубые глаза, сильные руки. Красивый. Наверное.