В жаркие летние дни город вымирает во время сиесты - послеполуденного отдыха - и лишь с наступлением вечерней прохлады оживает, чтобы снова затихнуть далеко за полночь. Но сейчас, глубокой осенью девяносто первого года, даже во время сиесты в городе попадаются прохожие, а некоторые магазины, даже презрев важность традиционного отдыха, продолжают работать.
Отель "Альфонсо XIII" был расположен в историческом центре старого города. Открытый еще в тысяча девятьсот двадцать девятом году, этот роскошный отель насчитывал сто сорок шесть обычных номеров, восемнадцать сюитов и королевские апартаменты, в которых обычно останавливались приезжие арабские шейхи, на которых не столь сильно действовало жаркое солнце Севильи, немилосердно выжигающее все вокруг.
Внешне здание отеля напоминало небольшой пятиэтажный дворец, в архитектуре которого отчетливо просматривался так называемый "мавританский стиль". Правую башню с колоннадой и арками дополняли две остроконечные башенки на крыше, расположенные между словами "Отель Альфонсо XIII". Вокруг здания бурно цвела субтропическая растительность и выделялись высокие пальмы, посаженные в саду перед отелем.
Даже в номерах выдерживался единый стиль, при котором широкие кровати были с пышными пологами, а тяжелая мебель и люстры дополняли общее впечатление. Именно в этом отеле остановился прилетевший из Аргентины Альфред Кохан. С раннего утра он уже успел поговорить со своим компаньоном в Севилье и позвонить в Буэнос-Айрес, где находился центральный офис его международной компании.
Ровно в одиннадцать часов утра он вышел из отеля, направляясь к площади Испании, рядом с которой был расположен парк Марии-Луизы. Очевидно, его запланированная встреча должна была состояться именно в этом парке, если, придя на место, он посмотрел на часы и начал медленно прогуливаться по дорожкам. Еще через двадцать минут со стороны площади появилась женщина.
Остановившись, он смотрел, как она подходила к нему. Высокая, красивая, волевой подбородок, ровный прямой нос, чуть раскосые глаза. Она шла к нему не сворачивая, и он знал, что это была именно та самая женщина, ради которой он перелетел в Европу и собирался снова вернуться в Германию.
- Добрый день, - просто сказала женщина, подойдя близко и протягивая руку. - Вы Альфред Кохан? - По-испански она говорила очень хорошо.
- Да, - он пожал ей руку, недоумевая, как они нашли подобного агента. И спросил, что полагалось при их первой встрече:
- Откуда вы прилетели?
- Из Мексики. Меня зовут Мария Чавес.
- Тогда все в порядке, - кивнул он, - я жду именно вас.
Было довольно солнечно, хотя наступление осени чувствовалось уже и в самой Севилье. Они зашагали по дорожке парка. Гравий мягко хрустел под ногами.
- Вы хорошо говорите по-испански, - одобрительно сказал Кохан, - это ваш родной язык?
- Почти, - призналась она, - еще я одновременно говорю по-русски и по-английски.
- Вы знаете немецкий?
- Почти не знаю. Понимаю почти все, но говорить не могу. Наши аналитики считали, что это к лучшему. Невозможно все время притворяться.
- Может быть, - согласился он. - Надеюсь, вы объясните мне все необходимое. Меня нашли и вызвали с другого конца света, лишь объяснив, что я должен сотрудничать с вашей разведкой.
- Это вас не устраивает?
- Мне казалось, что я должен буду закрепиться, освоиться. Я только начинал свою деятельность, когда пришел вызов. Вы понимаете мои мотивы?
- Конечно, - сказал она, - но у нас нет времени. Мы обязаны спасти все, что еще можно спасти. Если хотите, речь идет и о судьбе ваших товарищей.
- Не нужно меня уверять, что КГБ действует исключительно из гуманных соображений. Вас, конечно, интересует и агентурная сеть в Западной Германии. Наша бывшая агентурная сеть.
- Вы отказываетесь? - спокойно спросила женщина.
- Надеюсь, у вас нет приказа о моей ликвидации? - Он не шутил. Он просто спрашивал.
- Нет. - Она остановилась и взглянула на него. - Меня просил передать вам привет бывший руководитель Маркус Вольф. Он сказал, что вы всегда были умным и толковым резидентом. И сами разберетесь, что к чему. Еще он просил добавить, что речь идет о Юрге не. Он сказал, что вы знаете, о каком Юрге не он говорит.
Он выдержал ее взгляд. Не отвел глаз. Только спросил:
- Больше ничего:
- Это все, что я должна была вам сказать.
- Ясно. Теперь все ясно. Отныне я должен переквалифицироваться и из бывшего сотрудника нашей разведки и превратиться в сотрудника вашей.
- Вашей разведки больше не существует, герр Кохан, - терпеливо напомнила Марина. Они снова возобновили движение.
- Зато пока существует ваша, - пробормотал он, - нет, ничего. Все правильно. Я об этом много думал. Кто-то должен был подобрать столь ценный материал, как рассыпанные по всему миру наши бывшие резиденты и нелегалы. Хорошо, что это сделали вы, а не американцы. Так нам будет легче перестраиваться. Мы все-таки были союзниками.
- И останемся ими.
- Не нужно себя обманывать, сеньора Чавес. Моей страны больше никогда не будет. Будет другая Германия, может быть, более счастливая, более сильная. Но страны в которой я вырос, которой я присягал, в которой стал офицером, больше нет. И я теперь автоматически становлюсь другим агентом. Другим человеком, если хотите Немцем, работающим против собственной страны на чужую разведку. Во всем мире таких людей называют предателями.
Он говорил спокойно, словно анализируя случившееся. Это ей нравилось. Он избегал надрыва, ненужный эмоций. Просто вслух рассуждал, словно советуясь сам с собой.
- Впрочем, свой выбор мы уже сделали, - добавил он в заключение, довольно давно. Подозреваю, что герр Вольф знает меня лучше меня самого. Что мы должны делать?
- Вам не рассказали в Аргентине?
- Только в общих чертах. Встретить в Испании Марию Чавес и вместе с ней проверить агентурную сеть нашего "папаши Циннера". Все правильно?
- Правильно. Только почему "папаша Циннер"?
- Так мы его называли. Вы знаете, чем именно занимался его отдел?