— И? — с претензией.
— Я… прости…, — бормочу что-то несвязное, пытаясь прикрыть грудь и одёрнуть задравшуюся юбку.
Боже, это всё ужасно. И мне становится так стыдно. И этот звонок Игоря, как будто он всё видел.
Да, я помню, что он мне изменил, но чем я теперь лучше? Как я могла позволить чужому мужчине… делать со мной всё это.
Сжимаюсь, на глаза наворачиваются злые стыдливые слёзы.
Ловлю разъярённый взгляд Гордея.
— Ещё скажи, что этого не хотела, — усмехается ядовито.
— Прости…те, — нервно сглатываю.
— О, мы снова на “вы”? — зло.
Я только нервно сглатываю и сокрушённо опускаю глаза.
Гордей сердито поджимает губы, и мне становится вдруг страшно. Кажется, он сейчас ударит меня…
Он издаёт гневный рык, кулак яростно врезается в диван. Я подскакиваю на месте зажмурившись.
А когда открываю глаза, Гордея в комнате уже нет…
Глава 9
Взлетаю на второй этаж совершенно невменяемым. Такого жёсткого облома в моей жизни ещё не случалось…
Вот это меня бортанула красавица.
А-а-а! — хочется проораться мне.
Смотрю с отчаянием на свой готовый разорваться на ошмётки пах.
— Садистка! Маленькая жадная змеюка, — ругаюсь тихо, глотая ещё пару эпитетов покрепче.
Иду на балкон. От каждого шага больно. И куда мне теперь с этим колом? Уверен, сейчас даже самообслуживание не спасёт.
Открываю настежь балконную дверь, выхожу на мороз. Здесь завывает ветер, в лицо бьёт ворох ледяных снежинок. Но это ни хрена не охлаждает пыл!
Сгребаю с перил полные пригоршни снега, размазываю по лицу.
Замираю от обжигающего кожу холода, но…
Че-е-ерт!
Мне бы сейчас такую же пригоршню в штаны! И она бы там вскипела, сто пудов!
А-а-а!
Закрываю ладонями лицо, и… в нос забивается непередаваемый запах этой жадной, невыносимой рыжей кошки.
Её возбуждение осталось на моих пальцах… И она ещё хочет сказать, что не хотела?
Маленькая врушка! Текла на мои пальцы, стонала, а теперь… Р-р-р!
Дышу глубоко морозным воздухом, чувствую, как леденеет перегретая от наших игрищ спина.
В ушах ещё стоят её сладкие стоны, на губах остался вкус её губ. О, и эти охренительные троечки, которые так чётко и бесподобно легли в мои жадные руки.
А соски у неё, как я предполагал, розовые. М-м-м! Хочу! Хочу вернуться, нагнуть её уже не нежничая, и вые…, ладно, вылюбить до донышка!
Чтобы стонала до хрипов!
Очень громкая, несдержанная девочка! Как же этот Игорь упустил такую?
Но…
Холодным душем приходит воспоминание, как девочка соскочила в последний момент, когда это урод так неожиданно всплыл между нами. Теперь я его ненавижу ещё больше. Мерзкое чмо! Но ранит больше всего не это, а то, что девочка, похоже, ещё не перегорела этим мурлом.
Вспоминаю, как резко она сжалась, и взгляды эти стыдливые! Очень вовремя она вспомнила про стыд!
Это пиздец как нечестно! — хочется заорать мне на весь дом и снова всадить куда-нибудь кулак. А лучше не кулак, а всё же член! В её маленькую, тугую дырочку! И трахать, трахать, трахать…
А потом отлупить по спелой упругой заднице! И снова оттрахать!
Чтобы навсегда запомнила, что нельзя заводить до искр взрослых дяденек, а потом соскакивать в самый последний момент!
Не хотела она! Ага! Сначала мы ротик свой раскрываем, и ножки разводим, заманивая в свою слишком мокрую горячую пещерку, и грудь позволяем выгулять, а потом…
Курить хочу! Но… Сигареты остались внизу, а спускаться туда мне нельзя! Иначе эта маленькая садистка всё же получит сполна того, о чём выпрашивала своими стонами.
Зажмуриваюсь, ожидая, когда же спадёт хоть немного этот морок возбуждения. Так, Дымов, всё! Не думай, не вспоминай. Вот, на снег смотри!
Но даже снежинки напоминают о её нежной коже… И вот эти холмики наметённого снега на перилах, они же как её охуительная троечка…
И меня снова кроет, как пацана, подбрасывая всё выше.
Это проклятое наваждение!
Не выдерживаю, дёргаю молнию на джинсах, выпуская на волю дико ноющий член.
Смотрю на него с жалостью.
— Охладись немного, дружок, — стискиваю зубы от неприятных ощущений, глядя, как слегка покачивается всё ещё готовый на подвиги орган. — Всё, можешь падать. Отморозила нас с тобой Снегурка и отправила в нокаут.
Хватаю широко раскрытым ртом морозный воздух, рук уже не чувствую, тело тоже леденеет.
А вот и член, наконец, сдаётся, смиренно опадая. Так, надо в комнату валить, не хватало ещё яйца отморозить из-за этой заразы!
Завтра поговорю с этой врушкой, и я ещё отыграюсь! И в следующий раз ты меня обломать не успеешь! Сама попросишь, зуб даю!