Полтора года спустя.
— Людмила Степановна, не давайте Егорке мясо. Ему ещё рано!
— Да какое ж это мясо! Косточку я дала ребёнку, зубки почесать. Глянь, как он смокчет. Не заберёшь! А это о чём говорит? Всё ему пора, да внучик? Развелись умные профЭссора. Понаписали диссертаций, а нам теперь и ребёнка побаловать нечем. Сладкое нельзя, манка — зло, мясо только когда садик закончит. Папка твой вон, котлетки с пелёнок трескал, и глянь какой красавец вырос.
Ещё что-то ворчит, а я вздыхаю. Вот как оставлять на неё Егорку, а? А ведь я уже пообещала, что на работу выйду через пару месяцев.
Я и так уже засиделась. Конечно, сразу после родов выйти — это было глупой идеей неопытной девчонки, которая понятия не имела, что такое дети. Но как только Егорке исполнится годик, я хочу попробовать. Эх, ещё бы от груди его отучить.
Поправляю вырез. Да, грудь моя увеличилась, но Гордей в восторге. И за молочко они с сыном иногда вступают в драку. Егорка такой же собственник, как папа, и никого ко мне не подпускает. Иногда даже собственного отца.
— Па-па-па-па, — бормочет малыш, указывая на дверь.
— Да-да, скоро папа с работы придёт и с тобой погуляет. Ты поспишь, и он как раз вернётся.
Егорка уже привык. Он любит прогулки и всегда ждёт папу, чтобы отправиться на детскую площадку.
— Так, мне пора, — собирается свекровь. — И так я у вас засиделась. Борща сварила, утку запекла, теперь вы точно с голоду не помрёте. Всё. Иди ко мне, мой сладенький, бабушка тебя поцелует.
Егорка охотно ползёт к бабушке. Та его подхватывает, тискает, малыш заливается.
— Людмила Степановна, ему спать пора, не раззадоривайте его, пожалуйста.
— Ладно. Всё, сыну моему привет, послезавтра приеду, чтобы все съели. Я ещё наготовлю.
Согласно киваю. Не спорю уже. Людмила Степановна здорово помогала мне сразу после рождения Егорки, многому научила. Сейчас же её бывает иногда слишком много, но я не жалуюсь. В целом, мы с ней неплохо ладим.
Просто сейчас я немного нервничаю по одному очень неприятному поводу. Знаю, что беспокоиться нет смысла, ничего такого не должно произойти. Я кормлю всё ещё грудью, в конце концов. Но… Месячных нет слишком долго, и сегодня я решилась купить несколько тестов. Вот, сейчас уложу малыша спать и…
Сижу на коврике в ванной и горько рыдаю. Господи, меня кто-то проклял?
Поднимаю голову — Гордей.
— Та-а-к! Что опять случилось?
Прячу руку за спину.
— Что-то мне это напоминает, — хмурится. — Ты хочешь сказать, что..?
— Что тебе опять придётся выполнять мои капризы, Дымов! — рявкаю я. — Потому что на аборт идти я боюсь. И не хочу. А рожать… Чёрт! Я не переживу это второй раз!
— Подожди, Малышечка, ты же шутишь? — шокированно присаживается передо мной.
— Да! Это похоже на шутку? — посыпаю его голову пятью тестами, на каждом из которых чёткие две полоски. — “Малышечка, пока ты кормишь грудью, ты не сможешь забеременеть, я читал,” — передразниваю его.
— Ну, я правда читал…, — невнятно оправдывается он.
— Теперь ты точно знаешь, что это не так. Что будем делать?
Тяжело сглатывает.
— Ну, ты уже сказала. Я буду выполнять ещё девять месяцев твои капризы, а потом у Егорки появится братик или сестричка. Справимся, наверное, — звучит не так уверенно, как в первый раз.
— А с работой мне что делать?
— Да куда денется твоя работа? Зато отстреляешься сразу, а потом будешь свободна, как ветер.
— Ага. Если мне опять не задует.
— Так. Давай не будем… Надо сначала этого родить.
— Чёрт, — поскуливаю жалобно. — Кажется, где-то я это уже слышала.
Забираюсь к нему на колени. Нет, мне, конечно, грех жаловаться на мужа. Он меня и в первую беременность на руках носил, и потом помогал. Но… Это так тяжело…
— Глупенькая, — гладит меня по волосам. — Я же люблю тебя больше жизни. Тебя и Егорку. А теперь буду любить ещё сильнее. Дети, это же счастье.
— В этот раз я тебя замучаю капризами, обещаю, — прищуриваюсь злобно.
— Я готов. Что, уже бежать за пирожными?
— Я от них опять растолстею, — хнычу. — Нет! Достань мне низкокалорийных пирожных. Сможешь?
— Моя королева, без проблем! Сейчас всё будет. Только не реви, — вытирает с моих щёк слезы, целует, гладит.
Я успокаиваюсь, а вот из спальни доносится требовательный вопль нашего сына.
— Я за пирожными, — смывается Гордей.
А я иду успокаивать нашего крикуна. Ведь дети — это же счастье! А когда рядом самый лучший и самый любимый мужчина — то счастье это просто безгранично!