— Дааа… Меня постоянно преследует чувство нереальности. Словно всё вокруг какая-то игра воображения, сознания.
— Я вполне реальный, Юла. — соблазнительно проурчал Пашка. — Можешь пощупать.
— И люди вокруг, — не поддалась я на провокацию, — я знаю их судьбы, как проживут свою жизнь, что с ними случится. И самое страшное — когда они умрут. Как думаешь, Паш, мы можем изменить их будущее? Твоих родителей?
Я почувствовала, как его тело закаменело. Пашка замолчал. Тишина была тяжёлой, угнетающей и мне стало страшно. Вдруг он сейчас скажет, что нет, не имеем права. Что я не должна отправлять бабушку к врачу прямо сейчас, пока не стало совсем поздно.
Я перевернулась на живот, положила руку ему на грудь и попыталась рассмотреть его лицо в слабом свете, падающем из ночного окна.
— Сделаю всё возможное и невозможное, чтобы не допустить той аварии. — прохрипел Пашка. — Этой поездки не случится!
— Как, Паш? Мы же не можем сказать, что знаем будущее. Да нам же и не поверит никто!
— Не можем. — согласился Пашка. — Но я не позволю им уехать в тот день. Если нужно будет, я и машину их угоню. Разобью её к чёрту! Утоплю в реке!
Я уткнулась лбом в его твёрдую грудь. Страшно. Мне всё ещё страшно и непонятно происходящее вокруг. Паша положил широкую ладонь мне на голову, провёл по волосам, раз, другой. Гладил, успокаивал как маленького ребёнка.
— Ничего, Юля, мы справимся.
Глава 30
— Куришь? — протянула мне узкую золотистую пачку сигарет свекровь.
Второй день свадьбы подошёл к концу. Уставшие, но весёлые и довольные мы с Пашкой и его матерью вернулись домой, в нашу квартиру. Пока я раскладывала в холодильнике баночки, судочки и пакеты с едой, которые нам собрала моя мама, Паша быстренько занял ванную, а свекровь незаметно растворилась в недрах квартиры. Я нашла её только по нервно вспыхивающему, дрожащему огоньку сигареты, на балконе.
— Нет. Не курю. — отрицательно качнула головой. Конечно, я пробовала раньше, но эта привычка так и не прижилась.
— А я иногда курю. Но тайком. Муж ругается. — зябко повела она плечами. Вечерами ещё было довольно прохладно.
— Он всё-таки не приехал. — я не смогла сдержать упрёка.
Вышла на балкон к свекрови и прикрыла дверь, чтобы в комнату не тянуло дым.
— Сложный у него характер. Привык командовать. Его приказ — закон для подчинённых. — задумчиво глядя в тёмное небо свекровь затянулась и выпустила струйку сизого дыма вверх. — Никак не может смириться, что сын не пошёл по стопам. Он Паше уже и карьеру в армии обеспечил. И даже невесту ему присмотрел. Всё распланировал.
Свекровь злорадно ухмыльнулась.
— Дочка у его начальника подрастает. Как раз к Пашиному выпуску ей восемнадцать исполнится. Юля, — свекровь развернулась ко мне и совершенно серьёзно, без тени улыбки произнесла то, что я никак не ожидала услышать, — Паша любит тебя. Я мать, я это вижу и чувствую. И очень хочу, чтобы он был счастлив. Люби его, девочка. Сделай счастливым.
Я сглотнула образовавшийся в горле ком. Не знала, что ей ответить. Как мать взрослого сына, я её понимала. Только справедливости ради нужно сказать, что это не я, а он разрушил наше счастье.
— А вы цените его самого. Не хочет быть военным, нет смысла заставлять. Уважайте его выбор. И профессии, и жены.
Новость о подобранной отцом невесте неприятно и больно кольнула в сердце. Сколько всего я не знала прежде. И Пашка никогда не рассказывал мне об этом.
— Пашка — бунтарь. И упрямый в отца. Ты не обижайся на свёкра, Юля. Пройдёт время и он оттает.
Уверенности в её голосе я не почувствовала, скорее свекровь пыталась убедить в этом себя, а не меня. Но я тоже очень сомневалась в том, что оттает.
— Мне за Пашу обидно. Он ждал вас с отцом до последнего, надеялся. Я же видела. Нельзя так со своим сыном. — я удручённо покачала головой. — Жизнь такая короткая, непредсказуемая. Нужно любить близких. Ценить каждый день рядом. Никто не знает, как завтра всё обернётся.
Свекровь вздохнула, затушила в старом цветочном горшке выкуренную до половины сигарету, выбросила её через перила балкона вниз. Я проводила глазами полёт окурка в темноту и вздрогнула от неожиданности, когда свекровь, вдруг, сначала обняла меня, потом резко отстранилась, и не опуская, погладила, прохладными ладонями, по предплечьям.
— Ты береги его, дочка. Он у нас единственный, самое дорогое, что есть. Мальчик наш. — и уже с нескрываемой родительской гордостью в голосе добавила. — Умный, сильный, настоящий красавец.