Я пыталась найти ответ в его глазах. Но в глубине васильковой синевы было только моё крошечное отображение. Юной, такой какой увидела себя утром в трельяже, и потом во всех встречных зеркалах, что попадались мне сегодня. В маленькой пудренице, в зеркалах в ванной и в прихожей.
Я закрыла глаза, пытаясь совладать с охватившими меня чувствами обиды и злости. Ну в самом деле! Сейчас середина апреля, мы ещё не женаты, у нас букетно-карамельный период. Конечно, он меня целует. Впереди у нас ещё несколько месяцев безудержной любви, счастья, и наслаждения друг другом. Мы сейчас в точке, когда у нас всё хорошо. Он гад конечно, но выяснять с ним отношения во сне — только время терять. Мне просто нужно как-то от него отделаться.
Эту проблему Пашка решил сам.
— Юля, я должен уйти. У меня самолёт через три часа. В Москву к родителям хочу слетать. Прости. — он прижался своим лбом к моему и зажмурился. Красивое лицо исказила гримаса боли. — Прости, пожалуйста. Я люблю тебя.
Он, как будто прощался навсегда. Такая мУка была на его лице, что мне даже стало его немного жалко. Совсем чуть-чуть. И я погладила его по щеке.
— Иди, конечно, Паш.
Он тяжело вздохнул, посмотрел на меня так, будто сожалея о чем-то. Ну должен же он хоть в моём сне чувствовать вину за то, что сделал?
— Я люблю тебя! — отступил, и подхватив с лавочки, не замеченную мною, спортивную сумку, не оборачиваясь, пошёл по дорожке.
А я, пожав плечами, развернулась и пошла догонять маму.
Глава 3
Это был какой-то странный сон. Неправильный в своей точности деталей и событий.
Он всё продолжался и продолжался. Так долго, что временами я забывала, что это всё мне просто снится и полностью погружалась в происходящее, думала и действовала как в настоящей жизни.
Чистила зубы мятной пастой, расчёсывала свои длинные волосы и собирала их в привычную тугую косу. Шла рядом с мамой по апрельской, зелёной от молоденьких, едва распустившихся листочков, аллее. Ёжилась от утренней прохлады. Вдыхала свежий воздух, который пах зеленью и оттаявшей весенней землёй
Входила в главную проходную и, поднявшись по лестнице на второй этаж, шла к знакомому машбюро. Рассеянно улыбалась и здоровалась с девочками, которые шумно обсуждали что-то, смеялись, снимая с печатных машинок кожаные защитные кожухи и готовились к работе.
Я всё-всё про них знала. Будущее каждой из них. Кто и когда выйдет замуж, кого родит, и почему разведётся. Люся уйдёт очень рано. В тридцать три умрёт при родах, и муж Мишка останется один с двумя детьми. Мы хоронили её всем, развалившимся к тому времени, коллективом. Дружно рыдали от раздавившего нас ужаса произошедшего. Татьяна, наша двадцатисемилетняя старая дева, через пять лет выйдет замуж за сорокалетнего мужчину и уедет с ним в Мурманск. Остальные останутся здесь. Будут выживать в сложные и безденежные девяностые кто как может.
Я даже печатала какие-то приказы, заново привыкая стучать по клавишам. Печатная машинка это вам не клавиатура ноутбука, где клавиши, надо — не надо, отзываются на самоё лёгкое прикосновение. Здесь приходилось лупить с силой. "Принять", "уволить", "объявить", вынести", один за другим складывались в синюю папочку листочки с приказами. Было даже интересно.
"Щёлк", "щёлк", "щёлк", трещали клавиши печатающих машинок, "вжжик" визжали передвигающиеся каретки, "бум" возвращались на место отпущенные рычажки. Шуршали бумаги, стучали каблуки ходящих по кабинету девочек.
Я тайком озиралась вокруг, разглядывала всех и всё, глупо улыбалась и постоянно получала замечания от Пистимеи.
И каждую свободную минуту убегала в коридор, чтобы посмотреть в открытую дверь на работающую маму.
Сколько по времени сниться сон? Несколько минут? Час? Два? Учёные утверждают, что за ночь может присниться четыре — пять снов с разницей в несколько часов. Мой сон тёк непрерывно, по ощущениям бесконечно долго. Скучно и монотонно, как и все мои рабочие дни в молодости.
Немного разбавил его обеденный перерыв, когда мы дружной стайкой отправились в столовую на первом этаже. Девчонки о чем-то щебетали, стоя в длинной очереди на раздаче, гремели металлические разносы, звенел кассовый автомат, выбивая чеки, а я вертела головой с любопытством рассматривая всё вокруг.
Нарисованное на стене панно с рабочими в комбинезонах и работницами в косынках, которые с энтузиазмом шли куда-то в счастливое будущее, не выпуская из рук молотки и пилы. Столы и стулья на металлических ножках, которые противно скрипели об бетонный пол, когда их отодвигали, чтобы сесть. Мокрые после мойки губастые тарелки, в которые, стряхнув из них оставшиеся капли воды, повариха, в накрахмаленном колпаке, ловко наливала суп большим половником.