— Думали, утонул. — всхлипывала мама. Бабушка только похлопывала Пашку по плечу, украдкой смахивая слёзы.
— Мужики на лодке рыбачили, они увидели и подобрали. Всё хорошо. — пытался угомонить наш рёв Пашка, но, поняв, что это может длиться бесконечно, повёл плечами, аккуратно освобождаясь от объятий. — Мне бы в душ. Кажется, я насквозь пропах этой вашей воблой.
— Да, да. — засуетились мама с бабушкой.
— Я пока покушать разогрею.
— Юля, у вас водочка есть? Может растереть Павла надо? Как бы не заболел. Вода-то ледяная ещё.
Мама с бабушкой заметались по прихожей и кухне, а я никак не могла отлепиться от колючей, царапающейся брезентовой куртки. Страшно было даже на секунду выпустить мужа из рук.
— Не надо водки! — крикнул Пашка, увлекая меня в ванную. — Меня уже растёрли и даже внутрь залили!
И потом тише, заплетающимся языком, словно мысли вслух:
— Каким-то вонючим самогоном. Но помогло. До сих пор не протрезвел ещё.
Я закрыла за нами дверь и обогнув, стоящего столбом и покачивающегося мужа, выкрутила на полную кран, чтобы набрать воду в ванну. Пашка прикрыл глаза и блаженно улыбался, пока я стаскивала с него страшную куртку, грязные, ещё немного сырые джинсы и бельё.
— Паш, да ты пьяный совсем? — я с удивлением смотрела, как мой муж окончательно поплыл.
— Не знаю, Юль. Нормальный был, а как домой зашёл, развезло совсем. Самогон этот… бррр… — Пашка весь передёрнулся, с головы до пят покрылся мурашками и неуклюже полез в ванну.
— Это откат. — я наладила нормальную температуру воды и стала поливать их душа сидевшего в ванне мужа. — Ты только не засни, а то мы тебя не дотащим.
— Всё хорошо, Юль. — пьяно бормотал Пашка. — Я тебя так люблю! Я только ради тебя выжил. Ты меня спасла. Я каждый раз, когда отключался, в последнюю секунду тебя видел. Думал, как ты переживёшь? За что тебе такое? И всплывал.
Пашка говорил всё тише и невнятнее, а я не смахивала слёз, они срывались и капали в воду, Пашке на плечи, на мокрые волосы.
— Я верила, Паш, что ты жив. Все говорили — утонул, а я знала, что нет, чувствовала тебя.
Пашка поймал мою руку и прижался губами к запястью.
— Ты моя жизнь, Юла.
Всю ночь Пашка метался в бреду, цепляясь за меня руками, и шептал горячечные признания, звал. Я с трудом впихнула с него две таблетки аспирина, в надежде сбить жар, обтирала влажным полотенцем и поминутно меняла холодный компресс на лбу. Под утро температура спала и муж затих, посапывая во сне. Я прижалась лбом к его прохладному предплечью и, неожиданно для себя, крепко уснула.
Проснулась оттого, что кто-то на меня смотрел. Открыла глаза и столкнулась с синим, как апрельское небо, взглядом.
— Я люблю тебя. — вырвавшееся, само собой, признание поразило меня до глубины души. Я высказала вслух то, что давно чувствовала, но отказывалась принимать. Я окончательно призналась себе, что люблю его. Своего невыносимо прекрасного, красивого, сильного, мужа. Нет, не того, балбеса из прошлой жизни, а нынешнего, повзрослевшего и определившегося мужчину.
Два этих человека каким-то невероятным образом перепутались, переплелись, слились в моей голове в одного. И этот мужчина сейчас смотрел на меня потемневшими до глубокого индиго глазами. Смотрел так, что в груди было горячо и тесно сердцу.
Я люблю его. Пора признать, что всегда любила. Этого невыносимого, постоянно пытающегося сбежать от меня, тем или иным способом, парня.
И никуда мне не деться от этой любви. Ни годы, ни расстояния, ни обиды не изменили этого. Мне никто, кроме Пашки не нужен.
Пускай он всегда будет рядом! Сомневающийся, неуверенный в моих чувствах, сильный, больной, хромой, любой! Лишь бы живой!
Пашка молчал, только в потемневшей синеве глаз, как в бездне преисподней разгорался огонь. Я проваливалась в его глубину, тонула, забывала дышать.
И мне было страшно. Разве думала я, что снова испытаю такие сильные чувства? Я, давно похоронившая мысли о личном счастье, больше не мечтавшая о любви? Никто так и не смог зажечь в моём сердце хоть искорку страсти. В нём всегда был только Пашка.
— Иди ко мне. — поднял руку муж, предлагая прижаться к его тёплому боку. Я поднырнула под неё и прильнула к твёрдому телу. Потянулась за поцелуем.
Губы у Пашки были горячими и сухим. Они обжигали меня, плавили своим требовательным и неистовым жаром. Муж потянул меня на себя, и через секунду я уже распласталась на его твёрдом и горячем теле.
— Юлька, Юлька, если бы ты знала, как я тебя люблю. Как я счастлив, что мы с тобою вместе.
— Не оставляй больше меня одну. — жалобно проскулила. — Знаешь, как я испугалась когда ты пропал!