Собравшись, возвращаемся на улицу.
— Где твоя машина? — спрашиваю Захара, пока запираю дверь.
— Припарковался на заднем дворе.
Теперь ясно, почему его появление стало для меня неприятным сюрпризом. Ни о чем не подозревающая Аленка привычно берет нас за руки, беззаботно хохочет, то и дело поджимает ножки, повисая.
А у меня сердце обливается кровью.
Захар, Захар, как ты мог променять нашу семью на какую-то пьяную щелку?
Суворов, усадив дочь на детское кресло в машине, как обычно распахивает для меня переднюю дверь.
— Я сяду с Аленой, — сухо ответив, сажусь к дочери.
Всю дорогу до развлекательного центра мы с мужем не разговариваем, зато Аленка охотно рассказывает, как они с бабушкой клеили себе на щеки дольки из огурцов и учились складывать пальцы в мудры. И как Римма Станиславовна, пообедав, величественно улеглась на диван, а Алена, вжившись в роль талантливого художника, рисовала ее портрет.
А в кинозале Аленка сидела между нами, и это хоть как-то облегчало мое состояние.
Но согласилась на поездку я не зря — дочь была в восторге от мультика, прыгала, как маленькая зайка, и хлопала в ладошки после сеанса.
Захар отвез нас домой и сказал дочери, что не пойдет с нами, потому что ему срочно нужно ехать на работу.
Этой ночью Аленка не дождалась отца, задремав под мой тихий голос — я отвлекла дочь сказкой.
***
Суворов
На следующее утро
Настойчивый звонок в дверь заставляет меня открыть глаза.
Первое, что я вижу, — хрустальную люстру на потолке. На ней ровно сто звеньев. Когда-то я пересчитывал их, лежа теплыми вечерами на этой кровати. Прижавшись к моей груди, со мной рядом лежала Лилька.
Я гладил ее по волосам, а она болтала без умолку, рассказывая в мельчайших подробностях, как прошел ее день и как она успела соскучиться. Ее нежный голос щекотал слух и успокаивал нервы.
Я тоже по тебе скучаю, Лилька.
Встаю с нерасплавленной кровати.
Сколько вообще сейчас времени? В комнате еще серо.
Звонок повторяется, раздражая меня сильнее.
— Еще раз нажмешь — по ебалу получишь! — предупреждаю я, отпирая замок. — А… это ты…
За дверью стоит Ирина, улыбается мне широко и переминается с ноги на ногу. Опустив взгляд, замечаю в ее руке дорожную сумку, ручки которой Ира напряженно сжимает.
— Привет, Захар.
— Явилась стервятница полетать над останками моей просратой семьи? — оттолкнувшись от косяка, я возвращаюсь в спальню и снова падаю на кровать.
— Не говори так, Захар! — кричит она из прихожей. — Я волновалась за тебя!
— Не сдох, как видишь. Так что можешь ехать обратно.
Но Ира искусно пропускает мои слова мимо ушей. Оставив где-то сумку, входит ко мне в комнату. Вертится, рассматривая обстановку.
Я сюда Ирину не водил. Мы встречались на работе, в отеле или у нее в квартире.
— Ой, ну и пылища у тебя! — изображая не к месту веселье, смеется она. — Сразу видно, что тут нет женской руки.
Походив по комнате, Ира снимает с запястья резинку и завязывает волосы.
Ирину сегодня я не ждал и откровенно не рад ее видеть. Я этого не скрываю и не пытаюсь казаться гостеприимным. Только девушка предпочитает не замечать мое грозовое настроение.
Остановившись возле кровати, вздыхает:
— Захар, послушай, я понимаю, что у тебя сейчас разбито сердце. Его осколки больно ранят твою душу, но все пройдет и…
— Блядь, Ира, — морщусь. — С каких это пор в тебе проснулась душа поэта?
Беру с тумбочки телефон, в тайне надеясь, что Лилька написала мне что-то. Хотя бы что я ублюдочная тварь. Но нет, ни одной буквы жена не прислала.
Там, в кабинете, я доверился ей и попытался приоткрыть свою настоящую сущность, которую скрывал от нее столько лет… Не поняла ее Лилька…Испугалась, выскользнула прямо из моих рук.
— Захар, — отвлекает от воспоминаний Ира, — я не могу видеть тебя таким. Хочешь, сделаю тебе расслабляющий массаж… с продолжением?..
Драть Ирину скрытно, сбрасывая с ней пар, мне было легко. Наш грязный секрет я мог оправдать стрессом, который не хотел нести домой к жене или помутнением пьяного рассудка.
Да даже заботой о здоровье собственной жены — не каждая женщина выдержит регулярный грубый секс, эту долбежку во всех немыслимых позах и во все места. Ирка-то потела и захлебывалась, когда я, не жалея ее, пихал член ей в горло. Задыхалась, тряслась вся…
А что говорить о Лиле, моей нежной, хрупкой, как мотылек, девочке?