— Вера …
— У меня, кажется, воды отошли, — Верка смотрит вниз, я заглядываю туда же и вижу, как под стулом растекается лужа. — Семь месяцев только, Господи… Семь! — причитает она.
— Что это? — по шее морозом идет.
Может она просто описалась? Пусть так и будет, пожалуйста. Я не готов. Я, блядь, не готов!
— Я рожаю, Давид! Вези меня в роддом. Быстрее!
От автора:
Давид может быть и таким. Удивительно? Мне кажется, что нет. У каждого человека могут быть слабости. Вера одна из них. Независимая девочка, которая в жизни полагалась только на себя. Умница, счастливо попавшая в вуз, где учатся одни сливки общества. Она не стеснялась своей бедности, потому что Бахметьева очень цельная. Барского зацепила ее независимость и то, что она не из тех, кто ведется на атрибутику кого-то из… Ей важно исключительно свое)))
Глава 27
— Ноги поднимите, мне нужно подмести.
— Что?
Дворник расплывается перед глазами. Я ни черта не вижу. Ноль. Зеро. Кривлю рот в сумасшедшей ухмылке, только бы не заплакать. Плевать, как со стороны выглядит. У меня жизнь стерлась в порошок. Она развалилась, упала на самое дно глубочайшей впадины и растворяется там.
Я безродная.
Нет, мне не жаль, что я теряю относительную стабильность. Да разве она была хоть когда-то у меня? Нет. Но у меня было понимание. А теперь его не стало.
— Девушка, Вам плохо? — ко мне наклоняется женщина и с тревогой смотрит в лицо. — Вы уже два часа в одну точку смотрите. Обидел кто?
Участливый голос расшатывает нервы окончательно. Делаю знак рукой и все же пытаюсь улыбнуться. Женщина все понимает. Осторожно гладит меня по плечу и тяжело вздохнув, отходит. Нужно убираться отсюда и не пугать людей.
Словно деревянная волокусь на выход. Сбоку раздается шорох, заторможенно оглядываюсь и вижу, что за загородкой стоит лошадь. Даже не удивляюсь. Протопала от дома несколько кварталов и забрела в зоопарк. Благо народа совсем никого. Хоть здесь повезло.
Странная штука жизнь…
Я приемная неродная нелюбимая дочь. Я проект. Я вклад в обеспеченное будущее. Я никто. Я вещь.
Рыдать не стану. Не по чему.
Господи, дай мне сил. Дай мне крепости. Дай мне ума и терпения. Только ответь мне прежде, почему все так? Ангел мой, слышишь? Ты где затерялся? Почему бросил меня?
Всю жизнь я чувствовала, что меня не любят. Сначала это страшно пугало, а потом привыкла. Была готова к какому угодно исходу, но только не к тому, что я подобранная из милости нищенка. Меня не страшит дурацкая принадлежность не к той социальной касте. Все бред и тлен. В конце концов я никогда не ощущала себя внутри нее полноправным членом. Я была белой вороной, изгоем и странным уродцем.
У нас никогда не было с матерью доверительных отношений. Детство прошло с няньками. Аделина мной не занималась никогда. Разве что, когда я доросла до выхода в свет и стала привлекать внимание противоположного пола. Вот здесь она оторвалась по полной программе.
Все навыки в меня вливала, все хитрости. Начиная от жестов, взглядов, поворотов головы и до вечерних туалетов. В драгоценностях ей равных не было и нет. И не дай бог было оступиться. С кулаками порой бросалась. Но тогда я думала, что у всех детей с родителями такие отношения. Так должно быть. Покричит и перестанет.
Аделина? Уже так называю, но она сама отреклась, а я не буду настаивать. Все же кое-чему я у нее научилась. Иначе как назвать железную выдержку при таком образу моего бывшего мужа.
Интересно, он знал? Наверняка. Давиду не было интересно со мной беседовать. А я пыталась что-то строить дурочка. Ведь верила, что смогу заинтересовать, хотя и знала о договоренности. И если он и правда знал, то тогда становится яснее. Безродные царям не надобны Золушки.
Да и катитесь все! Предали со всех сторон. Возможно, это был сговор с какой-то дополнительной целью. Но я не уверена. Хотя я так зла на Барского, что готова на него всех собак повесить.
Отец… Слабак! Не нашел горстки совести ни на что.
Не слишком ли быстро отсекаю в душе? Ведь было и хорошее. Пусть мало, но было же. Я никогда не была голодна. Носила хорошую одежду. Училась в престижном вузе. Меня никто ничем не попрекал за исключением жизни с Барским. Тут «родители» были недовольны. Даже очень! Но до этого момента ведь все было неплохо.
У меня не было главного — любви.
Не знаю, что такое прижаться к теплому плечу мамы и рассказать о том, что тревожит. Не помню, чтобы я прыгала с разбега на шею папе, когда он приходит с работы. Не знаю, что такое капризничать и шалить, потому что в семье проявление чувств не было принято. Но я не страдала, не замерзала и не была голодной.